Занятие литературой в известной степени можно сравнить с разведкой. Особенно в России. Особенно в реакционные времена. Автору то и дело приходится инкогнито проникать на закрытые, а то и вовсе запрещенные территории без всякого на то дозволения с вполне реальным риском для своей свободы, а то и жизни. Не то чтобы это было вынужденным актом, но иначе просто нельзя. У автора такая анатомия и химия тела. Он обязан задавать всякий вопрос вне зависимости от морали и идеологии его времени. С этим ничего не поделаешь.
Джордж Оруэлл в своей статье «Литература и тоталитаризм» говорил, что автор не имеет права лгать и должен писать то, что чувствует. Он опасался, что давление на автора (в первую очередь тоталитарное) грозит исчезновением литературы как таковой. Однако Оруэлл оказался не вполне прав. А конкретно не прав по двум пунктам. Первое: автор имеет право на все, что угодно, так как никому и ничем не обязан; другое дело, какие ограничения он ставит сам себе. Второе: автор не пойдет против своей природы и так или иначе реализует свою потенцию, пусть и не в полной мере.
Далее все зависит от самого творца. Если не рассматривать вариант присоединения к реакции, то остается два пути развития событий. Либо идти на принцип, как Мандельштам, что означает идти на смерть, по большому счету. Либо ускользать по трещинкам да лазейкам в системе, идеологии и так далее.
Лазеек таких энное количество. К примеру, можно заняться детской литературой. Ну кто тебя там разберет, что пишешь, раз для детей. И Хармс, «идеологически неверный» и «бесцельный», и Барто, такая вся «антисоциальная», под знаком детской литературы нашли себе надежный приют. Конечно, всегда есть шанс, что тебя раскроют. Тем более что тоталитарная идеология имеет свойство варьироваться: сегодня плохо то, а завтра это. И все же «литература для детей» — одно из самых надежных укрытий.
Также можно заняться переводами. Удобно это тем, что здесь легче реализовать свой идейный потенциал. Ну мало ли что говорит этот самый условный Смит про права и свободы: это же он говорит, а не переводчик. Взятки гладки. Помимо всего, в переводах можно набрать значительный литературный инструментарий для собственных работ. Хорошим примером может считаться сосланный в деревню Бродский. Минус в том, что раскрыть такого автора системе куда проще. Всегда можно найти в переводе авторский подтекст. Так что такое укрытие — палка о двух концах.
В конечном счете, можно абстрагироваться от всего и попросту писать в стол. Потомкам останется. Стругацкие со своим «Градом обреченным», к слову, поступили именно так. Тут главное, чтоб никто не настучал.
Объединить все три случая можно одним конкретным примером. Самуил Яковлевич Маршак — до революции молодой, но уже громкий поэт, вундеркинд, продвигаемый Стасовым и впоследствии Горьким, сын большого еврейского рода, задающийся вопросами иудаизма, выпустивший сборник «Сиониды», — отказывается от этого всего и вписывается в новую советскую систему как переводчик и автор детских книг. Да, Маршак добивается огромных успехов. Да, Маршак создает первое в мире, насколько мне известно, детское издательство. Да, Маршак приносит в советский мир Бёрнса, Шекспира и прочих. Но вот вам вопрос. Какую цену ему пришлось за это заплатить?
Надеюсь, что читатель поймет мои слова верно. Я не осуждаю Маршака, я восхищаюсь им. Достичь таких высот, находясь между молотом и наковальней, это не просто искусство. Литература перед Самуилом Яковлевичем в неоплатном долгу. Однако я боюсь, что в неоплатном долгу также и Маршак. Сам перед собой. Выдающийся поэт, взявший на себя огромную ношу иудейской культуры и не донесший ее до конца. Его произведения, только недавно вынутые «из стола», выпускаются до сих пор. И я боюсь, что даже это далеко не весь его потенциал. Парадокс, но человек, сделавший так много, по факту сделал так мало.
Как было сказано выше, занятие литературой в известной степени можно сравнить с разведкой. Особенно в России. Особенно в реакционные времена. Автор обязан проникать на запретные территории и задавать всякий вопрос вне зависимости от морали и идеологии его времени. С этим ничего не поделаешь. А дальше все просто. Либо идея и смерть от режима, либо жизнь в нем за огромную цену. А что из этого лучше, господь разберет.
А также: