Недавно в серии «Больше, чем детектив» издательства «Эксмо» вышел новый роман Александры Марининой «Отдаленные последствия». Откуда взялась идея книги, как проходит работа над текстом, в какой момент возникают персонажи и зачем современному автору молескиновый блокнот, Александра Маринина рассказала писателю и обозревателю «Литературно» Сергею Федораничу.
Как вы обычно понимаете, что пришедшая в голову идея будет романом? Топлива достаточно, чтобы написать, спасибо, беру!
Щелкнуть может когда и где угодно. От сценки на улице, брошенного вскользь слова, прочитанной фразы. Кстати, могу точно сказать, что у меня щелкнуло на «Отдаленные последствия». С одной стороны, копилось много лет, с другой — щелкнуло от единственной фразы в книге. Самое ужасное, что я не могу вспомнить, что это была за книга — то ли Франк Тилье, то ли Жан-Кристоф Гранже. В общем, я слушала аудиокнигу, занимаясь на тренажерах, и вдруг услышала словосочетание «совокупная сумма страданий». Все! Вообще про другое шла речь, но я пропала. Поняла, какой хочу сделать следующий роман и села за «Отдаленные последствия».
Хорошо, вот оно щелкнуло. Что дальше?
Я начинаю думать, думать, думать — что это должна быть за ситуация, на которой идею можно развернуть. Когда ситуация более или менее придумалась, начинаю размышлять, какие нужны персонажи, с какими характерами и судьбами, чтобы ситуацию двигать и крутить.
Вы это только в голове делаете? Не пишете заметок?
Только в голове, мне лень писать. Потом я начинаю прикидывать, что это будет: детектив, или семейная сага, или семейный роман…
В интернетах говорят, что Маринина пишет сначала синопсис, а по нему роман. По себе знаю, что так работать скучно и нудно. Вы на самом деле продолжаете писать синопсисы?
Нет, синопсис — это был эксперимент. Свой первый в жизни синопсис я сделала для романа «Взгляд из вечности». До этого писала из головы, так же как и сейчас пишу. С книгой «Взгляд из вечности» была особая ситуация, перед ней у меня был двухлетний перерыв, когда я не писала вообще ничего, и думала, что уже не напишу никогда.
И вы начали делать синопсис, чтобы…
Хоть как-то себя настроить и взбодрить. Стала набрасывать перечень эпизодов, в итоге получилась огромная простыня. Потом я все это набрала на компьютере, распечатала и разрезала на полоски. В те времена у меня был теннисный стол, на нем я эти ленточки раскладывала в хронологическом порядке. Это было мучительно. Потом еще с синопсисом написала «Последний рассвет», но тогда уже стала вылезать за рамки, ибо видела дыры при переходе от одного эпизода к другому. В общем, синопсис штука несовершенная, а если строго ему следовать, то сильно связывает руки.
Ну и что греха таить, из-за синопсиса писать уже неинтересно, правда?
Совершенно неинтересно. Две книги я сделала с синопсисом и поняла, что не мое. Я слишком ленива для этого.
А что влияет на выбор жанра книги, которую вы задумали писать?
Ситуация, которую нужно развернуть. Если я решаю, что это детектив, начинаю прикидывать, какие из моих постоянных героев будут нужны, надо ли придумывать совершенно новых. Будет ли это Каменская и старая команда, то есть частный сыск? Или будет Петровка и Сташис с Дзюбой? Или Дорошин, который хоть и не в полиции, но имеет связи. Когда я этот вопрос решу, открываю молескиновый блокнот, открываю компьютер и начинаю выбирать фамилии. С фамилиями ужас, потому что написано уже 52 книги, и я совершенно не помню, какие раньше использовались. Постоянных героев, естественно, помню, а одноразовые фамилии уже нет.
Вы сразу знаете, сколько персонажей будет в романе?
Нет, конечно. Вначале первых человек пять наметила, для них фамилии и выбираю. Потом долго пытаюсь заставить себя сесть и написать первый эпизод, потому что, как правило, каким он должен быть к этому времени, уже понимаю. Всегда очень страшно. Но я придумала совершенно замечательный лайфхак. Если кому пригодится, готова рассказать.
Шутите? Конечно, пригодится! Итак, лайфхак от Марининой.
Если у кого-то из авторов есть страх чистого листа, а он есть у 90% пишущих людей — когда страшно открыть новый файл, написать на нем заголовок, спуститься на пару строк и начать текст. Вот он, ужас! Прямо невозможно начать. Так вот: не надо писать заголовок. Напишите слово «Наброски». Это даст вам право набросать любой эпизод, хоть последний, хоть из середины. Это ни к чему не обязывает. Это просто наброски, просто сцена или диалог. Диалог, который обязательно должен быть между персонажами, я даже еще не знаю, как их зовут, но какие они должны произнести слова уже знаю и сейчас напишу. А как только начинаешь писать, страх уходит. Потому что из головы вдруг вылезает имя и внешность этого персонажа. Вот он заговорил, ты его слышишь и начинаешь видеть. И все уже не так страшно.
Отлично, мы преодолели страх чистого листа и начали роман. Как у вас проходит рутинная работа над книгой?
Это уже зависит от того, знаю ли я, что мне сегодня писать, или не знаю. Если знаю, тогда день будет выглядеть так: подъем примерно в 5:30-6:00 утра, две чашки кофе, полтора часа на тренажерах, гимнастика, душ, завтрак. Под завтрак — обязательно серия чего-нибудь для разгона мыслей. И дальше я иду работать, открываю компьютер, перечитываю, что написала вчера и позавчера, чтобы не забыть. И начинаю писать новое. Это примерно с десяти утра до двух часов дня. Потом обед и еще одна серия чего-нибудь. Дальше пишу до ужина. А если не знаю, что писать, то у меня много мозгоподдерживающих занятий — например, немецкий язык или пианино, если спина за первую половину дня еще не отвалилась сидеть за компьютером. Или всякие игрушки на концентрацию внимания.
Вечером не пишете?
Нет, мозг уже не в рабочем состоянии. Самый рабочий он у меня в первой половине дня.
А редактура текста — это чисто техническая работа у вас?
Не сейчас. Когда у меня была память, как у Каменской, тогда, действительно, редактура была делом техники — убрать повторы, проверить орфографию. Сейчас я забываю, что уже написано, так как текст большой. Поэтому вычитка — это вообще жуткий процесс, и без молескинового блокнота никуда. Я его открываю и начинаю рыскать по тексту: вот у меня «Ваня Иванов в свои 36 лет…» Стало быть, в блокнот записываем: «Ваня Иванов, оперативник, 36 лет», в скобочках «такого-то года рождения». Это на всякий случай, вдруг где-то в тексте действие будет идти пять лет назад, когда Ване было 27. Иду дальше: «Настя поднялась к себе на четвертый этаж». Думаю: «Надо же, она на четвертом этаже живет, оказывается!» Я это написала и сразу забыла. Записываю в блокнот: «Каменская живет на четвертом этаже». И так весь текст. Потом каждый раз, когда по ходу вычитки добираюсь до Вани Иванова, открываю нужную страницу блокнота. Что у меня там про Ваню? Ага, глаза серые, рост метр девяносто, 36 лет, носит клетчатую рубашку. Так, а в тексте что читаем? Невысокого роста? Вот те раз! Приходится все поправлять. То есть это работа интеллектуально не трудная, не творческая, но кропотливая и нудная. И уходит у меня на нее недели две, не меньше.
А редактуру и корректуру издательство с вами согласовывает?
Работу корректора мне показывают, и тут бывает по-разному. Не хочу никого обидеть, корректоры тоже люди, они бывают разные, с разной степенью выученности, с разными школами. Поэтому с замечаниями одних я соглашаюсь безоговорочно, как это случилось, например, с «Безупречной репутацией», там был потрясающий корректор. Я согласилась абсолютно с каждым ее замечанием, которых было не так и много. А бывают корректоры, которые правят текст таким образом, что у меня возникают сомнения, учились ли они когда-нибудь в школе. Все бывает в этой жизни.
А обложки?
Обложки показывают.
Вы принимаете участие в формировании концепции обложки? Или вам на выбор показывают несколько вариантов, и все?
На выбор показывают, а идей я предложить не могу. Я аудиал. Слово чувствую, а зрительный ряд не вижу вообще. Я и придумать ничего не могу, и сделать ничего не могу, и даже дорогу не запоминаю. То есть всего, что надо глазами, для меня не существует. Только ушами и мозгами.
Когда книга вышла, вы читаете ее?
Слушаю. Читать неинтересно, я уже столько раз этот текст видела! Для того, чтобы учесть свои ошибки и косяки, мне нужно понять, как все это звучит.
Вы всегда издаетесь в «Эксмо». Бывали ли претензии со стороны издательства, что тираж ваших книг не растет год от года?
Претензий не было, были сожаления. Была констатация факта, что книжный рынок падает, что меньше покупают книг, не только моих, но и других авторов — известных, раскрученных. Рынок падает — это факт не связанный с качеством написанного, поэтому предъявлять претензии автору как-то глупо. С одной стороны — они сами не смогли продать как следует, не сумели удержать такую цену, чтобы покупатели могли себе позволить книгу. Но с другой стороны — это объективные процессы, экономические и социальные. Люди читают электронные варианты, слушают аудиокниги, потому что так дешевле. Население нищает, а цены растут. Цена на бумагу растет, типографские услуги растут, зарплату сотрудникам нужно повышать — а это редакторы, корректоры, художники, верстальщики. Поэтому цена книги растет. А из тех, кто читает, значительная часть все-таки бюджетники. Их покупательная способность падает, книг продается все меньше, доходы авторов тоже становятся все меньше. Это правда, но ни один разумный человек претензии автору в этой ситуации предъявлять не будет.
При этом в России цена на книгу самая низкая, таких цен в Европе и Америке нет.
Да-да, книга, которая в Европе или США продается за 20 евро или долларов, а это, извините, 1400-1800 рублей, у нас стоит 500 рублей — то есть в три-четыре раза дешевле.
И здесь не могу не спросить: почему в последние годы все ваши новые книги выходят в двух томах, хотя абсолютно реально уместиться в одном?
Более того, мои последние книги по объему точно такие же, как были в конце девяностых и начале двухтысячных — примерно 22-24 авторских листа. Раньше они выходили в одном томе, это правда. Сейчас, в связи с тем, что выросли цены на бумагу, издательство приняло решение издавать книгу в двух томах — наверное, это выгодно им, но в принципе выгодно и читателю. Пока я писала только детективы и только с Каменской, каждый человек, покупая мою очередную книгу, мог заранее быть уверен, что он получит. Это детектив, понятно какого уровня, известно с каким персонажем. Потом я начала свои выверты в разные стороны — романы «Тот, кто знает», «Каждый за себя», «Фантом памяти» и так далее. Это вообще не детективы. И человек потратит огромные деньги на этот толстенный том (например, «Тот, кто знает» — это очень большой объем, свыше 48 авторских листов), потом откроет и выяснит, что там совсем не то, что он хотел. Поэтому люди начали сомневаться, видя на прилавке новую Маринину. А может она опять куда-то налево сходила, что-то написала, чего я не хочу? А хочу я детектив, желательно с Каменской. Издать такую вещь в одном томе, заставить человека потратить тысячу-полторы, чтобы через 50 страниц он понял, что не нравится, — это жестоко. Пусть лучше заплатит за первый том в два раза меньше, а если не понравится, хоть полцены сэкономлено.
То есть это не ваша инициатива? А то люди говорят, что Маринина сдает рукописи частями, вот издательство частями и публикует.
Сдаю я рукопись всегда целиком, когда она полностью написана. Чтобы редакция, которая меня издает, могла прочитать и увидеть ошибки, несостыковки, нехватку аргументации, нужен текст целиком. А потом они принимают решение разбивать на два тома или даже на три, как это случилось с «Оборванными нитями» и «Обратной силой», например.
Последние лет пять-семь ваши новые книги выходят одновременно с Пелевиным. И рекламная компания Пелевина, запущенная «Эксмо», перекрывает ваш выход. Как вы к этому относитесь?
Ой, честно говоря, никак не отношусь. Я этого даже не вижу: что Пелевина рекламируют, что меня не рекламируют. Я сижу дома, нигде не бываю, не читаю блоги. Вот вы сказали, что Пелевина рекламируют, для меня это открытие. Ну может, они его больше любят? Это только гипотеза, она абсолютно ничем не подтверждена. Или, просто как версия, высказываю как криминолог, вполне возможно Виктор Олегович запрашивает слишком большой гонорар за право и честь его издавать. Издательство платит, а потом этот гонорар нужно отбить, продать много книг, чтобы деньги вернулись. У меня гонорар наверняка намного скромнее, поэтому, чтобы его отбить, не нужна огромная рекламная компания. Но это лишь версия, повторюсь.
Сегодня настало время коротких ярких текстов, потому что информации вокруг пользователя очень много и приходится чем-то жертвовать, чтобы завоевать его время. Но детектив не идет на компромиссы — он по-прежнему большой, долгий и неторопливый, и при этом держится в топах. Как ему это удается?
Мне кажется, детектив всегда будет в топе, потому что связан с генетической памятью. Еще когда люди жили вокруг костра, они рассказывали друг другу сказки и предания, а потом мифы и легенды — про то, как герои ходят на битву со злом и одерживают победу. Это всегда будет интересно, мозг ловит кайф от таких историй, ему это привычно.
Да, но почему бы не в малых формах? Отчего и сейчас популярны большие толстые детективные романы?
По-моему, есть две важные причины. Первое: совершенно очевидно, чтобы написать короткое произведение, нужно быть безумно талантливым. Это дано немногим. Написать детективный рассказ умел Конан Дойл, а кроме него мало кто. Второе обстоятельство: тот же Конан Дойл — при всей моей горячей, сформировавшейся еще в раннем детстве любви — надо признать, писал именно что детективные истории, а не истории о людях.
Ничего кроме расследования преступления?
Именно. Рассказ всегда о том, как сыщик догадался, кто преступник, что очень похоже на пример из учебника по уголовному праву. Не показаны драмы, судьбы, характеры. Но это есть в толстых детективах: история о человеке, почему он дошел до преступления, что он думал и чувствовал. В рассказ это не влезет, а в романе голая детективная история «кто кого убил и как сыщик обо всем догадался» вообще уже мало кого интересует.
Вторую часть интервью с Александрой Марининой читайте здесь.
Читайте «Литературно» в Telegram и Instagram
Это тоже интересно:
По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com
