Текст

Публикуем фрагмент романа израильского писателя Давида Гроссмана «Как-то лошадь входит в бар», получивший в 2017 году Международную Букеровскую премию.

Роман Давида Гроссмана «Как-то лошадь входит в бар» — история пожилого еврейского комика, который в день своего рождения выступает в маленьком клубе перед грубой публикой и неожиданно превращает незамысловатый стендап в горькую исповедь. Книга, которая в позапрошлом году принесла Давиду Гроссману — одному из самых известных израильских писателей — Международную Букеровскую премию, теперь выходит на русском языке.

Предлагаем прочесть фрагмент романа, в котором стендап только начинается.


КАК-ТО ЛОШАДЬ ВХОДИТ В БАР 

— Добрый вечер, добрый вечер, дооо-брый вечер, Кейсари-я-а-а-а!!!

Сцена по-прежнему пуста. Из-за кулис раздается громкий крик. Сидящие в зале потихоньку затихают, улыбаясь в предвкушении. Худощавый, низкорослый и очкастый субъект вылетает на сцену из боковой двери, словно вытуренный оттуда пинком. Спотыкаясь, он делает еще несколько шагов по сцене, едва не падает, тормозит обеими руками о деревянный пол, а затем резким движением задирает кверху зад. По залу прокатывается смех, публика аплодирует. Люди все еще заходят из фойе, громко болтая.

— Дамы и господа, — объявляет, не разжимая губ, мужчина, сидящий за столом со световым пультом, — встречайте аплодисментами Довале Джи.

Человек на сцене по-прежнему пребывает в позе обезьяны, его большие очки криво сидят на носу. Он медленно оборачивается к залу и окидывает его долгим немигающим взглядом.

— О, — фыркает он, — не Кейсария, нет?

Раскаты смеха. Он медленно выпрямляется, отряхивает ладони от пыли.

— Похоже, мой агент опять меня поимел?

Слышатся выкрики из публики. Человек бросает ошеломленный взгляд в зал:

— Что такое? Что ты сказала? Ты, седьмой столик, да-да, ты, милочка, мабрук¹,  у тебя новые губки, тебе они очень к лицу!

Женщина хихикает и прикрывает рот ладонью.

Человек стоит на краю сцены, слегка раскачиваясь взад-вперед.

— Будь серьезной, моя прелесть, ты всамделе сказала «Нетания»?

Его глаза расширились, почти заполнив линзы очков:

— Дайте соображу: ты мне здесь говоришь, в здравом уме и с предельной наглостью, что я сейчас, ашкара², в Нетании, да еще и без бронежилета?³

Скрестив ладони, он в ужасе прикрывает ими причинное место. Публика восторженно ревет. Тут и там раздается свист. Входят еще несколько пар, а за ними — шумная компания молодых мужчин, по-видимому, солдаты в увольнении. Маленький зал заполняется. Знакомые машут друг другу. Три официантки в шортах и фиолетово светящихся маечках с круглым вырезом выходят из кухни и снуют между столиками.

— Послушай-ка, Губки, — человек улыбается женщине за седьмым столиком, — я с тобой еще не закончил, давай поговорим об этом… Нет, потому что ты кажешься мне девушкой серьезной, с оригинальным вкусом, если я правильно понимаю твою занятную прическу, которую тебе сделал — дай угадаю — тот самый дизайнер, сотворивший нам и мечети на Храмовой горе, и атомный реактор в Димоне?

Публика от души хохочет.

— И если я не ошибаюсь, здесь я чую еще и запах денег… Ямба⁴ денег… Я прав или я не прав? А? Сто пудов? Нет? Совсем нет? Я скажу тебе почему. Потому что я вижу здесь и великолепный ботокс, и совершенно бесконтрольное уменьшение груди. Поверь мне, я бы руки отрезал этому пластическому хирургу.

Женщина скрещивает руки, прикрывает лицо ладонями и взвизгивает сквозь пальцы, как от щекотки.

По ходу разговора он быстро расхаживает по сцене от края до края, потирая руки и пристально разглядывая публику в зале. Его ковбойские сапоги с высокими каблуками сопровождают все перемещения сухим постукиванием.

— Только объясни мне, лапочка, — громогласно вопрошает он, не глядя на женщину, — как такая интеллектуальная девушка не знает, что подобные вещи надо рассказывать человеку предельно осторожно, руководствуясь здравым смыслом, осмотрительно, обдуманно. Не обрушивать на него: «Ты в Нетании! Бум!» Что это с тобой? Человека следует подготовить, особенно если он такой тощий.

Быстрым движением он поднимает свою линялую трикотажную рубаху, и по залу пробегает невольный вздох.

— Что, не так ли? — Он обращает свое оголенное тело к тем, что сидят и справа, и слева от сцены, озаряя их при этом широкой улыбкой: — Видели? Кожа да кости. В основном хрящ, клянусь вам. Если бы я был лошадью, то уже превратился бы в клей.

В публике слышатся растерянные смешки и громкие неодобрительные выдохи.

— Пойми, душа моя, — он вновь обращается к столику номер семь, — и знай на будущее: подобное извещение преподносят человеку с осторожностью, и немного предварительной анестезии не повредит. Обезболивание, рабак⁵! В мочку уха осторожно вводят обезболивающее: «Поздравляю тебя, Довале, прекраснейший из мужчин, ты удостоился! Тебя избрали для участия в особом эксперименте. Ничего чрезмерно длительного, всего полтора часа, максимум — два, что является предельно допустимым временем, в течение которого нормальный человек может подвергаться опасности открытого общения с людьми, пришедшими сюда…»

Публика смеется, и человек на сцене удивлен:

— Чего вы смеетесь, ахбалот⁶? Это про вас!

Публика заливается смехом, а он за свое:

— Минутку. Давайте разберемся: вам уже сообщили, что вы здесь на «разогреве» перед настоящей публикой?

Свист, бурный взрыв смеха. В отдельных местах зала раздается пронзительное, протяжное «Бу-у-у», слышатся удары ладонями по столам, но большинство воспринимают это как забаву. В зал входит еще одна пара, высокие, тоненькие, их пушистые, золотистые волосы ниспадают на лоб: юноша и девушка или, возможно, двое юношей, облаченных во все черное, отливающее блеском, с мотоциклетными шлемами под мышками. Человек на сцене взглянул на них, и тонкая морщинка пролегла у него над глазом. Он двигается по сцене непрерывно. Через каждые несколько минут, подкрепляя сказанное, он резко выбрасывает кулак в воздух, а затем обманным движением боксера ускользает от невидимого противника. Публика наслаждается, а он, прикрывая рукой глаза, рыщет взглядом по всему залу, который уже почти полностью погрузился в темноту.

Он ищет меня.


Давид Гроссман. Как-то лошадь входит в бар. Эксмо, 2019. Перевод Виктора Радуцкого


 ¹ Мабрук —  благословение по поводу радостного события или позитивного процесса (арабск.).

² Ашкара — п рямо-таки (сленг, арабск.).

³ Курортный город Нетанию нередко и не без оснований называют криминальной столицей Израиля.

⁴ Ямба —  много, в изобилии, в огромном количестве (сленг, «ям» — « море», ивр.).

⁵ Рабак —  ко всем чертям! (сленг, арабск.).

⁶ Ахбалот —  мн. число от слова «а хбаль» —  «глупец» (арабск.).


Читайте «Литературно» в TelegramInstagram и Twitter


Это тоже интересно:

Индия в Америке: «Золотой дом» Салмана Рушди


По вопросам рекламы и сотрудничества пишите на info@literaturno.com