Рецензия

«Уд Антипа всегда тверд, отпечатков пальцев нет»: писатель Ринат Газизов рассказывает «Литературно» о новом романе Андрея Рубанова «Человек из красного дерева».

Автор «Патриота» и «Финиста — ясного сокола» Андрей Рубанов выпустил новый роман «Человек из красного дерева» — историю об ожившем православном идоле Антипе Ильине. Насколько умело Андрей Рубанов работает по дереву, в какой момент табуретка превращается в искусство и при чем здесь Параскева-Парвати, рассказывает «Литературно» писатель Ринат Газизов.

Деревянные скульптуры, триста лет назад по указу Синода выброшенные из православных храмов, оживают.

Одни встают самостоятельно: столь силен в них Святой Дух, намолено цельное дерево и удачно вхождение в церковный канон. Других надо разыскивать по частям, чинить, умащивать, и к Духу особым образом взывать. Надо кому? Соплеменникам, деревянному народу. Зачем? Потому что они — свои — есть. Потому что человеческие молитвы пропитали истуканов, и ничто на земле не проходит бесследно — тем более по указу.

Краснодеревщик Антип Ильин, главный герой романа — бывший идол, держит трехвековой путь ремесленника, втайне помогая «монаху в миру» Читарю, тоже деревянному, восстанавливать утраченный народ. Для прикрытия Антип работает на мебельной фабрике в городке Павлово, а живет практически как сектант. С людьми особо не связывается, но всех местных знает в силу любознательности, истово молится, мало что ведает о других ему подобных (гарантия выживания), кроме тех, кого сам поднял и кто поднял его — семья как-никак. Порой Антипу приходится красть останки православных идолов, обманывать, выходить за пределы самообороны, что, конечно, сталкивает его с законом — например, с оперуполномоченным Застыровым. Этот смертный отчасти загонит наивного дремучего мастера в тупик. Правда, материальный — не духовный.Живя среди людей, Антип марается обо все человеческое, совершает грехи по необходимости. В одной сцене он — человек крадущий, в другой — человек, отвечающий на насилие насилием, вот он тревожится, подглядывает, мается… Антип как актер школы представления — из мира внутрь себя приносит розжиг людских страстей, сначала жест — потом чувство. В этом есть что-то кукольное. Однако деревянный столь упорен и верен делу, что удается ему прежде немыслимое. Он случайно вдыхает жизнь в заготовку из цейлонского сандалового дерева (получится милая девочка) — вместо того, чтобы оживить Параскеву Пятницу, вокруг которой, собственно, разворачивается вся интрига. Не будет спойлером упомянуть, что в итоге и девочка, и Параскева, оказавшаяся языческой Марой, — это не то, чего добивался Антип. Оба создания немало озадачили своего создателя и поместились далеко за пределами его понимания, что намекает на крах его мировоззрения с одной стороны, а с другой — на то, что как мастер Антип превзошел сам себя.

История поначалу прикидывается детективом. На самом деле это житие ремесленника, который становится мастером, а еще — неживой материи, которая повторяет: «Я — Антип Ильин» — и вдруг вправду становится человеком.

Кстати, практически у всех героев будет подобный жизненный монолог. Мент Застыров, алкоголик токарь Твердоклинов, скиталец духа Читарь, владелец фабрики Пахан, святой Никола Можайский… Почти каждый герой наделен этаким дубовым именем и вставит в конструкцию романа свой брусок монолога. Ведется здесь большой разговор о творце и преградах, о ремесле и искусстве, и о том, что жизнь всегда против искусства. Да и просто толкуют за жизнь.



Фантастическое допущение автором используется в несколько спекулятивном виде, вызывая многие вопросы: как видят деревянные глаза, как устроен их хрусталик? Как движется диафрагма истукана и что играет роль голосовых связок? Вопросов бы не было, но автор сам всячески приземляет свою условность, показывая, что это не игра, а все серьезно и конкретно, упоминая, например, что уд Антипа всегда тверд, отпечатков пальцев нет, кушать, конечно, надо при людях, но от проглоченного быстро избавляться, а ударишь Антипа — не рана будет кровоточащая, а зарубка…


«На самом деле это житие ремесленника, который становится мастером, а еще — неживой материи, которая повторяет: «Я — Антип Ильин» — и вдруг вправду становится человеком»


Где Нил Гейман устраивает магический триллер на замесе технологий, духа и человека, где Г. Л. Олди разыгрывает космогонический боевик с непременным конфликтом на уровне звездных систем и психики индивида (а в статуе из русского дуба и цейлонского дерева непременно раскрылись бы гибридные силы Святого Духа и индуистского божества, допустим — Параскевы-Парвати), там Андрей Рубанов — как фотореалист, старая школа, ограничивается не просто одним миром, а самой русской и близкой нам его частью.

Терки под пиво. Московские понты. Бандюки, подставы и менты, и бывалая продавщица из ларька, которая явится к отшельнику в дождь за деревянной любовью, и много-много другой работы по дереву.

Сюжет, как говорят мастера жанровой прозы, не может быть интересным или скучным, динамичным или вялым, а может быть лишь крепким — чтобы нести конфликт и сквозное действие — или хлипким. Порой кажется, что «Человек из красного дерева» — это крепкая актуальная табуретка для актуальных мозгов (или афедронов?). Она понравится многим, читается ясно как пень, правда, только на уровне событий. Но стоит чуть-чуть домыслить, и становится жутко от многих вопросов. Намоленное дерево почти очеловечилось, повкалывало на белом свете, научилось непорочно плодиться и постигло, что человеком быть невыносимо, — и само извергло из себя Святой Дух. В кого теперь верить, кто воистину крепок будет и целен, оказавшись в миру?


«Намоленное дерево почти очеловечилось, повкалывало на белом свете, научилось непорочно плодиться и постигло, что человеком быть невыносимо, — и само извергло из себя Святой Дух»


Впрочем, надежда есть. Присядем на дорожку, как говорят православные, вдруг это не конец, и ждет нас вторая часть, где дух Антипа лучом помотается по инфрафизике и воскреснет на земле хотя бы для последнего суда.

А то больно легко мастер отделался, соединив в конце книги любовное признание, побег от закона и хитроумное самоубийство. Хотя и это, может быть, та самая ошибка, которая по ладной деревянной табуретке пустила трещину и превратила ее в искусство.


Андрей Рубанов. Человек из красного дерева. АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2020 


Читайте «Литературно» в Telegram и Instagram


Это тоже интересно: 

«Но главное — уменье сделать хуже»


По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com