Рецензия

О том, как благодаря «сабачькам» автор «Метро 2033» и другого фэнтези Дмитрий Глуховский стал серьезным писателем, рассказывает книжный блогер Борис Алиханов.

Одной из самых обсуждаемых книг последних недель стал «Текст» Дмитрия Глуховского — роман, который переводит, по мнению ряда критиков, автора «Метро 2033» и прочего постапокалиптического фэнтези из литераторов жанровых, развлекающих в писатели большие, психологические. Свою ложку дегтя принес в «Литературно» книжный блогер Борис Алиханов, который рассказал, чем его смущает герой «Текста», по какому пути пошел Глуховский и кто такие «сабачьки» в современной отечественной прозе.

Не все любители литературы относятся к Дмитрию Глуховскому всерьез, и все же давайте начнем с утверждения, что его ранние работы были хорошими. За романом «Метро 2033», который был восторженно воспринят очень многими, последовала цепь произведений по мотивам, так называемых «метробуков» от Глуховского и других авторов. Некоторые из этих книг, кстати, были очень даже неплохи, взять хотя бы «Питер» Шимона Врочека. Роман «Сумерки» (не имеющий ничего общего со слащавой сагой про вампиров и оборотней) поведал замечательную эсхатологическую историю из области переплетения юкатанской мистики и современной Москвы. Сборник «Рассказы о Родине» предложил несколько остроумных трактовок отечественной действительности, а пронзительный роман «Будущее» в доступной форме изложил азы трансгуманизма. Фальшивой нотой прозвучало лишь «Метро 2034», но это довольно быстро забылось, тем более что через некоторое время у Глуховского вышло «Метро 2035», в котором Дмитрий удачно перевернул собственную вселенную с ног на голову, предъявив в созданном им мире претензии миру реальному.

Однако все вышеозначенное балансирует на грани серьезной литературы и беллетристики, склоняясь, по мнению многих, ко второй. Развлекательным книгам не дают литературных премий. Как быть? Все просто: нужно написать канонический роман. И Дмитрий Глуховский крепко взялся за дело. Какое впечатление должно серьезное произведение производить на читателя? По всем меркам современной российской прозы, это должно быть что-то тягостное и безысходное, причем, желательно, с первых строк. Пускай главным героем будет бывший осужденный, Илья. Вот такой, чтобы лучшие годы жизни прошли у него в тюрьме, чтобы он оттуда вышел, а все вокруг ему чужие. И чтоб он всем чужой. За что Илья сидел? Лучше всего, конечно, чтобы ни за что. Чтоб милицейский произвол и человеческая жизнь, загубленная ради внеочередной звездочки на погонах. Мать героя… Тут следует остановиться.

На литературных форумах популярен термин «сабачька», который означает, что если в произведении (имеется в виду современное произведение «за жизнь») есть какое-нибудь милое, трогательное существо, щенок там или кто-то подобный, оно обязательно погибнет ради одной-единственной цели — вышибить из жесткосердечного читателя слезу покрупнее. Ну и накрутит до максимума и так предельный уровень безысходности. «Сабачькой» грешил и Петр Алешковский в «Крепости», рукою подлого соседа убивший веселого и простодушного щенка, единственную отраду главного героя. Не обошелся без этого и Роман Сенчин в «Елтышевых», где сторожевая лайка умирает то ли от отравы, то ли от чумки. Дмитрий Глуховский пошел дальше — на роль «сабачьки» утвердил мать Ильи.

Тамара Павловна — единственный человек, который не предал главного героя и не забыл его за семь лет тюремных злоключений. И она умирает за два дня до приезда Ильи домой. Такой эмоциональный удар по читателю — ход, может быть, и слишком откровенный, спекулятивный, зато беспроигрышный. Однако стоит ли надеяться, что на этом Глуховский остановился? Конечно, нет. Для закрепления результата в «Текст» со скрипом втиснута девушка главного героя, которую Илья когда-то, в соответствии со всеми душещипательными канонами, спас, за что, собственно, и поплатился свободой. Имя девушки еще пару раз мелькнет на страницах романа и исчезнет бесследно. Также имеется некогда лучший друг, ставший абсолютно чужим человеком со своей глупой суетой, рассказами о недавнем отпуске на Шри-Ланке и модным телефоном… Итак, за тридцать-сорок страниц создана необходимая атмосфера, можно браться за основную нить повествования.

Человек, испортивший жизнь Илье — полицейский, майор Хазин, которого наш герой именует «Сука». И стоит ли говорить, что первым делом бывший осужденный Илья не пытается по-человечески похоронить мать или решить, как жить дальше, а идет убивать своего главного врага. Что он, собственно, с успехом и выполняет: враг повержен, месть удалась. Тут бы и остановиться герою «Текста», но Илья при помощи телефона убитого воссоздает всю жизнь Хазина за последние годы. Сложные отношения с девушкой и еще более сложные — с родителями, торговля наркотиками и построение карьеры «по головам», а вернее «по трупам», и много чего еще. Надо отдать должное, эта идея Глуховского действительно хороша: показать человека в виде эсэмэсок, вотсапповских переписок, фото и видеозаписей в галерее телефона — неординарный ход. Заставить убийцу жить жизнью жертвы посредством тех же переписок и фоток — мысль еще лучше.

Напоследок, несколько слов о самом главном герое — Илье. Дело в том, что он… совершенно никакой. Не получается впустить его в свой мир, Илья неуловим и многолик: то выглядит абсолютно нормальным, то вдруг орет на прохожих на фене, то не может предать своего благодетеля, то воспринимает погибшего по его вине человека как очередную упавшую костяшку домино.

Дмитрий Глуховский не боится нового, и эксперимент с «Текстом» – показатель как минимум разносторонности его как писателя. Такого от него точно не ожидали. Вот только этот сюрприз для кого-то со знаком «плюс», для кого-то — «минус».


Дмитрий Глуховский. Текст. Москва: АСТ, 2017


Читайте также:

«Оверклокеры»: женщины в муках рожают гаджеты