Обзор

Фото: Анна Ахматова / litdosug.ru

Сегодня 128 лет со дня рождения Анны Ахматовой. Писатель и журналист Надежда Муравьева рассказывает, как начинался путь поэта и рождался собственный стиль.

В 1907 году Анна Горенко, будущая Анна Ахматова, пишет стихотворение «На руке его много блестящих колец».

Звучит оно так:

На руке его много блестящих колец —
Покоренных им девичьих нежных сердец.
Там ликует алмаз, и мечтает опал,
И красивый рубин так причудливо ал.
Но на бледной руке нет кольца моего,
Никому, никогда не отдам я его.
Мне сковал его месяца луч золотой
И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:
«Сохрани этот дар, будь мечтою горда!»
Я кольца не отдам никому, никогда.

Стихотворение девическое, слабое, развернутая метафора его выстроена просто и непритязательно, здесь проступает нечто даже фольклорное, в духе шотландских баллад, и, конечно, в нем совсем не ощущается та совершенно особая осанка стиха, которая будет характеризовать Ахматову на протяжении всего ее пути. Все вышесказанное, разумеется, не помешало Гумилеву опубликовать стихотворение любимой девушки в журнале «Сириус», выходившем в то время в Париже.

В 1910 году написано и еще одно балладное стихотворение со скрытым посвящением Николаю Гумилеву, который, наконец получив от Анны согласие на брак, тут же умчался в Африку. Анна боялась за него, ей казалось, что там он непременно погибнет. Для понимания стиха важно, что «братом» она иногда называла будущего мужа:

Пришли и сказали: «Умер твой брат»…
Не знаю, что это значит.
Как долго сегодня холодный закат
Над крестами лаврскими плачет.

И новое что-то в такой тишине
И недоброе проступает,
А то, что прежде пело во мне,
Томительно рыдает…

Брата из странствий вернуть могу,
Милого брата найду я,
Я прошлое в доме моем берегу,
Над прошлым тайно колдуя…

Снова баллада, словно бы несколько беспомощная, даже нарочито, нет еще чеканной простоты и ясности стиля, того особого ахматовского «зрения», к которому мы привыкли. Мир еще романтически размыт, не проявлен, он похож на коричневатый смазанный дагерротип, набор романтических клише делает эти стихи неотличимыми от множества других, написанных ее современниками.  Чем-то похожи на «Ахматову» только строки «И новое что-то в такой тишине / И недоброе проступает», где «тишина» уже во многом настоящая, ахматовская, сродни той самой, где «зеркало зеркалу снится, тишина тишину сторожит».

Рывок, который сделала молодая поэтесса — в будущем поэт Анна Ахматова (сама она настаивала, что название «поэтесса» подходит лишь для салонных жеманниц, а настоящий поэт — он и есть поэт независимо от пола) поражает воображение. За какой-то короткий промежуток возникает новое, предельно зримое восприятие, предметность, вещность мира, о которых замечательно написал мэтр Михаил Кузмин в своем предисловии к сборнику «Вечер» в 1910 году: «Нам кажется, что, в отличие от других вещелюбов, Анна Ахматова обладает способностью понимать и любить вещи именно в их непонятной связи с переживаемыми минутами. Часто она точно и определенно упоминает какой-нибудь предмет (перчатку на столе, облако как беличья шкурка на небе, желтый свет свечей в спальне, треуголку в Царскосельском парке), казалось бы, не имеющий отношения ко всему стихотворению, брошенный и забытый, но именно от этого упоминания более ощутимый укол, более сладостный яд мы чувствуем. Не будь этой беличьей шкурки, и все стихотворение, может быть, не имело бы той хрупкой пронзительности, которую оно имеет».

Это стихотворение уместно привести здесь целиком, чтобы увидеть, как изменилось мировосприятие поэта:

Высоко в небе облачко серело,
Как беличья расстеленная шкурка.
Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело
Растает в марте, хрупкая Снегурка!»
В пушистой муфте руки холодели.
Мне стало страшно, стало как-то смутно.
О, как вернуть вас, быстрые недели
Его любви, воздушной и минутной!
Я не хочу ни горечи, ни мщенья,
Пускай умру с последней белой вьюгой.
О нем гадала я в канун Крещенья.
Я в январе была его подругой.

Это 1911 год, то есть прошло какие-нибудь три года с момента написания стихотворения о месяце и кольце. Изумительна четкость композиции, великолепно по зримости сравнение «облачко как беличья расстеленная шкурка», которое выделяет и Кузмин. (Кстати, в другом варианте шкурка «распластанная», слово, которое делает эту метафору физически ощутимой.)

И неважно, что через много лет Ахматова рассказывала Лидии Чуковской, что, как только кто-нибудь приходил, она сразу же убирала со стола «Четки», как будто там валялся «забытый лифчик», а в воспоминаниях писала: «В зиму 1910-1911 годов я написала стихи, которые составили книгу “Вечер”. Эти бедные стихи пустейшей девочки почему-то перепечатываются тринадцатый раз. Сама девочка (насколько я помню) не предрекала им такой судьбы и прятала под диванные подушки номера журналов, где они должны были появиться, чтобы не расстраиваться.  От огорчения, что “Вечер” появился, она даже уехала в Италию (1912 год, весна), а сидя в трамвае, думала, глядя на соседей: “Какие они счастливые — у них не выходит книжка”».

Несмотря на такое отношение автора, «Вечер», как мы знаем, прославился, и поэт получил признание по праву. Вещность и пристальность, разговорность и прозаичность (которую отмечали разные литературоведы) стихов Ахматовой сделались особенностями ее стиля, которым чуть позже с такой страстью подражали бесчисленные «подахматовки»: «Я на правую ногу надела туфлю с левой ноги» или «Сердце бьется медленно, устало, / На порог я села, на крыльцо. / Я ему сегодня отослала / Обручальное кольцо».

Здесь «кольцо» и «туфля» такие же приметы авторского стиля, как труба, метель или Прекрасная Дама — неотъемлемые знаки поэзии Блока.

Несколько лет — это много или мало? Для поэта может быть много, по крайней мере, именно в этот столь небольшой отрезок времени таинственным образом рождается неповторимый поэт Анна Ахматова.


Читайте «Литературно» в Telegram и Instagram


Читайте также:

День рождения поэта Ахматовой


По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com