Во Всемирный день поэзии писатель и сонграйтер Ана Колесникова рассказывает барабанщику своей команды Мише, что такое стихотворный размер, как отличить ямб от хорея, и какое отношение ко всему этому имеет загрустившая богиня плодородия.
…а ты говоришь, диподии и квантитативность как принцип ритмизации стиха. Мы, Миша [1], слишком далеко зашли. Нелитературоведам тут страшновато как вечером в древнем лесу: все ниже грозовая мгла, все жалобнее крики пиррихиев, где-то мрачно воют хореямбы, из-за каждого куста жадно смотрит голодный фалекий. Предлагаю вернуться к основам, чтобы потом их грамотно, по науке расшатывать. Ты бьешь в барабаны с тарелками, я рифмую «чисто» и «лучисто», у тебя сорок пар палочек, у меня сто клавиш на ноутбуке. О чем мы с тобой говорим? Правильно. Мы говорим о ритме.
Поэзия — это ритм. Ну, в том числе. С греческого «поэзия» (ποίησις) переводится как «творчество», и в VII веке до нашей эры только-только рожденная лирика действительно была чем-то вроде смелого синтеза слова, пения, музыки и танцев. То есть примерно как на наших концертах, если подтянуть хореографию. А объединял все эти танцы-музыку-пение-слово — ритм.
Плясать предлагаю от канонического школьного определения: поэзия — это особый способ организации речи с привнесением в нее дополнительного измерения. Таким измерением может стать рифма — созвучие в окончании слов. Или стих — деление на ритмически соизмеримые отрезки. Структурная единица стиха — метр. Вообрази: твой нелюбимый (зачеркнуто) обожаемый метроном имеет отношение к поэзии. Приостановимся у метра и его вариации — стихотворного размера. Как математику тебе должно понравиться: поэзия — это размер, который в данном случае действительно имеет значение.
В поэзии метр (не путать с мэтром, это Пушкин) означает группу стоп (связь с танцами неоспорима), а стопа (от древнегреческого πούς, то есть ступня) — это тоже группа: ритмическая, из одного ударного (долгого, или сильного, как привычнее для музыканта) и одного-двух, редко трех, безударных (кратких, или слабых) слогов. В русском силлабо-тоническом стихосложении получили распространение пять стоп: хорей, ямб, дактиль, амфибрахий и анапест. Все просто: два двусложных, три трехсложных. Легче всего запомнить на примере какого-нибудь имени. Допустим, твоего:
«Миша!» — хорей (двусложный размер с первым ударным слогом).
«Миша! Миша!» — вот тебе двустопный хорей.
«Миша, Миша, где же крыша?» — четырехстопный хорей и явные проблемы с крышей.
«Мишель?» — ямб (двусложный размер с ударением на втором слоге).
«Мишель, держи кошель», — трехстопный ямб.
«Мишенька, скоро концерт у нас», — трехстопный дактиль (трехсложный размер с первым ударным).
«Мишаня, так рано / Встаешь ты с дивана!» — двухстопный амфибрахий (трехсложный размер с ударением на втором слоге) и восхищение самоорганизацией Мишани.
«Михаил всех друзей напоил», — трехстопный анапест (трехсложный размер с ударением на последнем слоге) и восхищение гостеприимством Михаила.
Вот, грубо говоря, и вся силлабо-тоника (обморок литературоведа), в которой важны, как мы тут все поняли, собственно силлабо- и тоника. То есть число слогов в строке и ударность. Есть еще тоническая система стихосложения, где важны только ударения (а количество слогов в строке никого не волнует, например, не волновало Маяковского и Бродского), силлабика (равное число слогов в строке, а про ударения забыли), есть еще белый стих (без рифмы, но с размером), вольный стих (рифмованный, но в стопности большие перепады). Есть многое на свете, друг Мишаня, но мы с тобой давай про чистый ямб [2].
Ах, да. Насчет изящества изложения отображаемой красоты окружения. Предлагаю покуда оставить в стороне метафорические смыслы понятия поэзии и философские вопросы художественности. (Кстати, ты заметил, как художественно, изящно и метафорично в начале этой беседы я говорю о древнем лесе литературоведения и воющих в нем хореямбах?) Да, проза Бунина и Пастернака поэтична в том широком смысле, что красива, а страстное послание Васисуалия Лоханкина из «Золотого теленка» вызывает смех. При этом именно Лоханкин, в обыденную речь которого вероломный уход жены (публичной девки, самки и волчицы) неожиданно привнес дополнительную меру в виде склонности к стиходекламации, именно сей «достойнейший представитель мыслящего человечества» строго говоря (о боги, боги!) поэт. Потому что проза Бунина и Пастернака все же проза, а Лоханкин заговорил ни много ни мало элегантнейшим пятистопным ямбом:
Волчица ты, тебя я презираю.
К любовнику уходишь от меня.
К Птибурдукову от меня уходишь.
К ничтожному Птибурдукову нынче
Ты, мерзкая, уходишь от меня.
Так вот к кому ты от меня уходишь!
Ты похоти предаться хочешь с ним.
Волчица старая и мерзкая притом.
— из романа «Золотой теленок» Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
Кстати, в нервических белых стихах искателя сермяжной правды немало пародийных отсылок к произведениям никто-не-придерется-поэтов Александра Пушкина, Алексея Толстого, Льва Мея и даже к «Песне о вещем Олеге».
«Вот, вот злодей!» — раздался общий вопль,
И вмиг его не стало. Тут народ
Вслед бросился бежавшим трем убийцам;
Укрывшихся злодеев захватили
И привели пред теплый труп младенца,
И чудо — вдруг мертвец затрепетал.
— из драмы «Борис Годунов» Александра Пушкина.
Для полноты ямбической картины — третья история. У богини плодородия Деметры беспринципный бог царства мертвых Аид похитил любимую дочь Персефону. В то время как Деметра сильно переживала, к ней пришла другая древнегреческая дама. Дальше мнения сказителей расходятся. Начнем с самой непристойной версии случившегося. Явившуюся к Деметре обычной женщиной при всем желании было не назвать: вместо глаз – соски, вместо рта – влагалище. Не удивительно, что мысли Деметры о похищенной дочери отошли на второй план. Для усиления эффекта дама-с-сосками-вместо-глаз угостила богиню кикеоном — напитком из ячменя, мяты и чего-то психотропного, а также (внимание!) показала Деметре свой ямб. Страшно даже представить, что это было, но что-то крайне неприличное даже для Древней Греции. В результате такого необычного общения Деметра развеселилась.
Согласно лайт-версии, к горюющей Деметре пришла всего лишь служанка с глазами и всем остальным на задуманных Зевсом местах и простым древнегреческим именем Ямба. Она ничего особенного не показывала и никаких расширяющих сознание веществ не выдавала, только непристойные стихи — и тот же эффект: богиня развеселилась. Наконец, суперлайт-версия: служанка была женщиной положительной, никаких глаз-сосков, нарконапитков и матерных стихов, только игра на ямбе (то же, что ямбика, самбика или самбука) — щипковом инструменте типа треугольной арфы. Кстати, к итальянскому анисовому ликеру самбуке арфа никакого отношения не имела.
Итак, благодаря ямбу (чем бы он там ни был) всеми уважаемая богиня Деметра пришла в психофизическую норму, и ямбом греки стали звать поэзию легкую, разговорную, используя ямбические стихи не в эпосе, а в драме и нашей любимой лирике. Ямб — это разговор. Лоханкин говорит с женой, народ говорит с Годуновым, «четырехстопный ямб мне надоел, им пишет всякий», — говорит Пушкин. Короткий-длинный, короткий-длинный, вдох-выдох, вдох-выдох. Ямб, пожалуй, самый естественный из всех стихотворных размеров:
Мой дядя самых честных правил (Пушкин).
Продам стиральную машину (доска объявлений).
Твой меч тяжел для слабой длани (Батюшков).
Продам свой меч и все доспехи (средневековая доска объявлений).
Ямб — это рассуждение, размышление, элегия, философия. Если хореем (двухсложником с длинным первым слогом) можно кричать и смеяться, то ямбом легко опечалиться (а-уууу).
Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
— из элегии Владимира Ленского («Евгений Онегин»).
Кстати, Пушкин, упрекавший четырехстопный ямб в популизме, написал этим размером-разговором весь свой знаменитый роман в стихах.
Самая грустная из всех наших песен, ностальгическая «Камчатка», во время исполнения которой плачут даже бородатые дядьки в косухах, написана именно ямбом:
Камчатка там одна, без нас,
Чернеет, дохнет, мерзнет, плачет.
Случилось так: из часа в час,
День ото дня, из года в год все дальше.
— из песни «Покидая Камчатку» группы «Грачи Прилетели».
Ну, или другой ямбический разговор, пожестче — речитативная вставка из псевдоэлегии «Тихо»:
Стоишь ли в пробке в жестяной кибитке
Или в скиту перебираешь четки,
Не важно, важно лишь, как четко
Ты видишь ближний полувек:
За таймом тайм. Какие тайны? Тактика!
За далью рай, план идеален: сапу рой
за поворотом вот-вот Тишь-да-гладь-страна,
где долгий день уходит в ночь и ночь нежна.
— из песни «Тихо» группы «Грачи Прилетели».
Но вообще-то ямба в песнях «Грачей» не много. Значительно меньше, чем, к примеру, хорея. Потому что если ямб — размер разговора и грусти, то хорей — пожалуй, самый песенно-плясовой из стихотворных размеров. О нем — в следующий раз.
[1] Михаил Ефимов, барабанщик рок-группы «Грачи Прилетели».
[2] Не вполне точно процитированный ямб из шекспировского «Гамлета».
Читайте «Литературно» в Telegram и Instagram
Это тоже интересно:
По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com
