Несколько месяцев назад в издательстве «Эксмо» вышла повесть Ганны Шевченко «Шахтерская Глубокая», ранее попавшая в лонг-лист премии «Национальный бестселлер». Это удивительная история о шахтере со сверхспособностями, живущем глубоко под землей Донбасса и заставляющем молодую бухгалтершу сбрасывать к нему на перевоспитание обидевших ее мужчин. О том, откуда взялся этот мифический персонаж, кто может стать воином света и как создавалась повесть о довоенном Донбассе, Ганна Шевченко рассказала «Литературно».
«Шахтерская-Глубокая» — так называется реальная шахта в Донецкой области. А легенда о призраке Шубине, который забирает под землю нехороших людей, — она тоже существует в народе или вы ее выдумали?
Есть несколько версий появления этого мифологического персонажа. Например, когда возникли первые шахты, на одной из них трудился молодой рабочий по фамилии Шубин. Однажды в забое, где был он и несколько рудокопов, произошел обвал. Погибли все, кроме нашего героя, которого владелец шахты и обвинил в случившемся. Спасаясь от гнева родственников погибших, тот скрылся в забое. И то ли повесился, то ли взорвал шахту вместе с собой. С тех пор и ходит его призрак по выработкам Донбасса.
В другом варианте в конце XIX века на одной из донецких шахт работал горный мастер по фамилии Шубин. Он обладал сверхъестественным талантом предугадывать несчастные случаи. Перед каждой сменой Шубин спускался в шахту, чтобы прислушаться к недрам и предупредить о возможной опасности. Однажды он пропал — и с того дня стал появляться призрак, предупреждающий шахтеров о вероятности обвала или взрыва.
А для своей истории я придумала новую версию.
И шахта, и маленький поселок Чумаки при ней вам явно хорошо знакомы. Верно?
Прожила в таком поселке больше двадцати лет. Работала на шахте в бухгалтерии. И реальные прототипы были почти у всех персонажей повести, даже у экстрасенса, который опустошил наши кошельки. Вот у Богдана не было, я этого героя придумала, только не спрашивайте, зачем.
Жители Чумаков заметили повесть?
Несколько земляков читали, узнавали в персонажах знакомых и соседей. Близкая подруга юности, которая послужила прототипом одной из героинь, обиделась, мне пришлось с ней объясняться. Другие участники событий, наверное, не читали, во всяком случае, я ничего об этом не знаю. Пусть не читают, боюсь их реакции — я писала не портреты, а шаржи, не всякому это понравится.
Насильственная переплавка негодяев в воинов света — почему эта идея заняла вас настолько, что вокруг нее возникла целая фантастическая история?
Мне кажется, желание создать супергероя приходит от беспомощности. Хочется жить в прекрасном мире, но как его изменить? А возникла идея случайно. Задолго до написания романа я делала зарисовки в ЖЖ, писала небольшие байки о людях из прошлой жизни. В какой-то момент поняла, что все они части одного целого, а уж потом выстроился сюжет.
«Мне кажется, желание создать супергероя приходит от беспомощности. Хочется жить в прекрасном мире, но как его изменить?»
Если речь идет о кардинальном изменении человека, то без ядерной капсулы, как в вашей истории, не обойтись? Или есть иные методы, как считаете?
Человек может измениться, пройдя через скорби.
А почему, кстати, на переплавку в шахту сбрасывают только мужчин, хотя женщины в вашей повести ведут себя не лучше?
Для меня воин света — это мужчина. Видимо, особенность менталитета, у американцев женщины спасают мир наравне с мужчинами.
События происходят в девяностых, и об этом времени вы рассказываете с какой-то веселой ностальгической симпатией. Сохранились светлые воспоминания?
О девяностых плохие воспоминания — безденежье, беспредел, безнадега, сплошные «бе». Но это время молодости, глупости и бесшабашности, поэтому и получилось весело. Время действия не выбирала, скорее, оно меня выбрало: когда один за другим публиковала жж-посты о шахтерской глубинке, оказалось, что тема интересна людям — это меня раззадорило.
«Шахтерская Глубокая» еще в 2015 году была номинирована на «Нацбест». Как вышло, что опубликована она только сейчас?
Кто знаком с литературной кухней, знает, что путь от рукописи к новенькой книге, приехавшей из типографии, зачастую, бывает долгим. Мне сообщили о решении издать повесть еще до того, как я пришла работать в «Эксмо». Я отправила рукопись Аминовой Ольге Николаевне, она переслала рецензентам, те дали высокую оценку и рекомендовали повесть редактору Валерии Ахметьевой — вот и вся история. И уже позже, придя работать в первую редакцию, я наблюдала, как мой «продукт» появился в 1C, как разрабатывалось художественное оформление, как несколько раз менялась плановая дата выхода книги.
Повесть написана до последних событий в Донбассе — она о мире, которого, в общем-то, больше нет. Для вас он исчез из-за войны или раньше?
Здесь описан Донбасс, каким я его помню, а из поселка я уехала пятнадцать лет назад. Потом он лет десять мирно существовал без меня. Изменения были, я приезжала на родину незадолго до войны — в поселке построили церковь, отремонтировали котельную, установили две новых автобусных остановки, посадили цветы на клумбах. А потом началась война.
Какой исход украинского конфликта устроил бы вас?
Я на стороне детей, которые сейчас в подвалах прячутся от бомбежки. Меня бы устроил мир во всем мире, но, к сожалению, от моего желания ничего не зависит. Война изменила судьбы и родных, и знакомых — многим пришлось все бросить и бежать из зоны боевых действий. Некоторые остались и рассказывают страшные вещи. Запомнилось, как один родственник попал под бомбежку при переходе через границу (они вынуждены часто переходить туда-сюда, чтобы получить пенсию), от страха побежал в поле, а когда очнулся, увидел, что тапки развалились, — взрывной волной оторвало верх от подошвы.
«Построили церковь, отремонтировали котельную, установили две новых автобусных остановки, посадили цветы на клумбах. А потом началась война»
Были сомнения — стоит ли публиковать книгу, если реальность сильно изменилась? Есть желание продолжить историю, сделав ее более злободневной?
Сомнения были. Идет война, погибают люди, и тут я со своей сказочкой. Вместо того, чтобы занять принципиальную позицию и написать драматическую историю. Как-то некрасиво получается. Но потом я успокоилась. Кто знает, возможно, эта повесть окажется единственным художественным свидетельством о мирке, которого больше нет.
Беседовала Арина Буковская
Ганна Шевченко. Забойная история, или Шахтерская Глубокая. «Эксмо», 2018.
Читайте «Литературно» в Telegram, Instagram и Twitter
Это тоже интересно: