Интервью

Фото: Анна Козлова

Победитель «Нацбеста–2017» Анна Козлова рассказала «Литературно» о своей последней книге «F20», увлекательных форумах шизофреников и конфликтах с издательствами.

Лауреатом литературной премии «Национальный бестселлер» в 2017 году стала писательница и сценаристка Анна Козлова с романом «F20» о жизни подростков с диагнозом шизофрения. Автор откровенной и безжалостной прозы, Козлова к этому времени уже была известна сценарием к сериалу Валерии Гай-Германики «Краткий курс счастливой жизни», показанному на «Первом канале». О том, какую следующую ее работу можно будет увидеть на «Первом», из-за чего у «F20» были проблемы с издателями и как можно познакомиться с героями собственного романа на интернет-форуме, Анна Козлова рассказала «Литературно».  

Как вышло, что вы решили написать книгу о людях с шизофренией?  

Поскольку я занимаюсь сценарной работой, мне часто бывает нужно что-то узнать в интернете: когда не очень хочется писать, ты оправдываешь себя тем, что надо поглубже войти в тему. И какой-то очередной серфинг вынес меня на форум шизофреников. Я стала его читать, оказалось, очень интересно. Там было много тем: медикаменты, госпитализации, психозы. Люди все это искренне описывали. И я поймала себя на том, что каждый вечер захожу на этот форум и читаю истории. Он отличался от всех остальных форумов: там совсем не было воя в стиле: «мой милый, что тебе я сделала», никаких жалоб на жизнь. Просто люди рассказывали какие-то жуткие вещи, случившеся с ними — не эмоционально, не криком, а по запросу других участников. И, собственно, тогда я поняла, что было бы очень интересно написать о таком герое. Были разные, а такого еще не было.

А есть у героев какие-то прототипы с форума?

Нет, я особо не выделяла конкретных персонажей, в какой-то момент все слилось. Я просто шла по темам. За вечер читала по двадцать-сорок историй, практически как роман.

Все герои «F20» так или иначе больны, поэтому кажется, что безумие в романе это, скорее, метафора сегодняшней реальности, что-то вроде диагноза всему обществу. Это так?

Диагноз я никакой не ставила — такой цели не было. Но очень многие общепринятые и даже одобряемые вещи действительно кажутся мне ненормальными. Особая концентрация безумия заключается традиционно в семье и браке, иногда даже глаза лезут на лоб, и в вопросах воспитания детей. Об этом мне и хотелось рассказать.

То есть это скорее не про сегодня, а про всегда?

Про сегодня, наверное, в большей степени, потому что на сломах общественных формаций, как сейчас, все это проявляется особенно ярко.

После книги создается впечатление, что жизнь это мучение, едва выносимое, но другой не будет, надо сжать зубы и жить. Такое ли у вас мироощущение у самой?

Я на самом деле с юмором отношусь к жизни. Другое дело, что общее представление о ней как о чем-то приятном, легком и забавном всегда вызывает у меня недоумение. Достаточно выпить по бокалу вина с любым незнакомым человеком, разговориться «о жизни» и понимаешь, что она местами очень неприятна. Никогда не понимала, почему нужно сознательно врать и представлять жизнь не тем, чем она является. А что касается «сжать зубы и бороться», можно и не бороться, 99 процентов людей ни с чем не борется.

В романе герои-мужчины, на мой взгляд, как-то больше расклеиваются, тогда как женщины упрямо тащат на своих плечах весь ворох проблем и страданий. Вы считаете, что гендерное разделение по принципу выносливости имеет место быть?  

Да, оно, безусловно, есть. Но я бы не сказала, что мужчины расклеиваются. Мужчины скорее острее ощущают бессмысленность усилий. Они меньше подвержены инерции, это правда. Мужчину, в отличие от женщины, очень сложно заставить выполнять бессмысленную ненужную работу по поддержанию какого-то статус-кво из года в год. На это бывает много женских жалоб: он лег на диван, отвернулся к стене и ничего с ним не сделать. Женщины адаптивнее. Может быть, это и есть желание видеть в жизни что-то хорошее, высшая способность к повседневному самообману.

Вам еще не предложили экранизировать роман? 

Поскольку кино – это моя профессия, мне предлагали экранизировать еще на ранних этапах. Другое дело, что у меня сейчас нет физически ресурса этим заниматься, нет устраивающего предложения и нет веры в то, что можно экранизировать в том виде, в котором это написано. Единственный вариант, который я вижу — некое кино по мотивам, возможно, с теми же героями, с той же центральной коллизией. Но экранизировать, как сейчас есть, — будет чернуха, скучное и страшное кино.

Расскажите об эпопее с публикацией «F20». Рукопись не стало выпускать издательство, пришлось публиковать в журнале?

Я закончила роман примерно год назад и отправила Леше Снегиреву, чтобы он почитал и дал контакты Ольги Аминовой из «Эксмо». Написала ей, после чего через некоторое время мне назначили какую-то очень странную встречу в издательстве. Там меня приняла редактор, которая сидела и говорила: «Конечно, Анна, вы сильный писатель, но как продавать ваш роман? Вы знаете, как живут люди в нашей стране? Вы знаете, что многие ездят в электричках на работу каждый день? И, представьте, они открывают вашу книгу в электричке, и что они там видят, Анна?» Это была очень показательная встреча, и на ней все с «Эксмо» закончилось. Затем я отправила рукопись в издательство Елены Шубиной, но там, понятно, не тот масштаб, не те проблемы.

И тогда вы отдали роман в журнал «Дружба народов»?

Да, потом, соответственно, мы напечатали его в «Дружбе народов», после чего практически одновременно текстом заинтересовалась Юлия Качалкина из издательства «Рипол». Там тоже как-то долго все продолжалось, но к ярмарке «Нон-фикшн» книга была выпущена. Мы ее презентовали, все было очень мило — ровно до того момента, пока я ее не открыла и не поняла, что напечатан текст без правки, без некоторых знаков препинания, без целых сюжетных линий, которые были добавлены. Как-то они потеряли текст с правкой. Перепутали. И в общем-то не чувствовали, что сделали мне что-то плохое. Наоборот, считали долго, что раз напечатали мою книгу, я должна быть только благодарна. Но, слава богу, я работаю в кино, где такие вещи не проходят, и обросла довольно хорошими знакомствами среди юристов, которые занимаются авторским правом. После обращения к ним книга вышла так, как надо, и с нормальной обложкой.

То есть где-то на складе лежит целый бракованный тираж «F20»?

Нет, они его прекрасно распродали.

Раз уж мы завели тему неудачных публикаций, расскажите загадочную историю о вашей первой книге «Плакса», которую чуть ли не сожгли в издательстве.

На самом деле история не такая уж загадочная. Суть была в том, что один из учредителей издательства, которое называлось «Сова», был очень православным человеком, как выяснилось внезапно после публикации. До этого он, не приходя в сознание, давал деньги на книгоиздание, видимо, думая, что это угодно богу. Когда он мою книгу прочел, то понял, что это богу совсем не угодно. Был скандал, и часть тиража они порезали.

Отличный дебют. Вашу нынешнюю победу на «Нацбесте» называют «победой толстых журналов», потому что впервые в истории премии первое место заняла журнальная публикация, а не книга. Может быть сейчас и впредь удел литературных журналов выискивать жемчужины, отторгнутые издательским бизнесом, как вы считаете?

Это было бы очень хорошо, мне кажется. Другое дело, что сейчас журналы, конечно, не могут занимать ту нишу, которую занимали в Советском Союзе, потому что она очень сильно монополизирована концерном «Эксмо-АСТ», да и такой дозированности и запрета на литературу, как раньше, тоже нет. Другое дело, что из своей китовой пасти издательство многое пропускает. Оно широким бреднем идет, совсем не видя частности, которые могут быть значительнее и интереснее, чем мейнстрим.

Что, на ваш взгляд, хорошо было бы изменить на издательском рынке?  

Мне кажется, нужно поменять сам подход, при котором людям не платят за их книги. Если говорить грубо, как есть, за серию телевизионного сериала, который пишется для телеканала, сценарист при хорошем стечении обстоятельств получает от 500 до 600 тысяч рублей — за одну серию, которая представляет 52 страницы диалогов. За книгу, которую я писала несколько лет в отрыве от основного производства, мне предлагали 25 тысяч рублей. И я не с улицы пришла, у меня уже шесть книг до того момента вышло, и все они неплохо продавались. Другое дело, что писатели вообще находятся в плену. Когда я начинала скандалить с «Риполом», все мои друзья и коллеги в один голос говорили: «Нет, только ничего не делай, тебя никогда не будут больше издавать». Страх быть никогда не напечатанным очень силен. А если ты меняешь себя, собственное отношение к проблеме, начинает меняться и что-то вокруг. Пока люди будут издаваться за 25 тысяч, с договором, в котором даже не пишется тираж, все останется как есть. Писателям надо чуть больше себя уважать, на мой взгляд.

Над чем вы работаете сейчас? Чего нам теперь ждать?

Я надеюсь, что совсем скоро можно будет увидеть сериал «Садовое кольцо», сценарий к которому я писала для студии Валерия Тодоровского. Мне очень хотелось завершить главу «Краткий курс счастливой жизни» в своей собственной жизни. Чем-то ее перебить. И я очень надеюсь, что проект «Садовое кольцо» как раз таким и получился. Ну а все остальное, что есть — оно в работе, пока рано говорить.

С Анной Козловой беседовала Арина Буковская