Писатель Андрей Клепаков называет свой роман «Приманка» водевилем с философией. Его герои бегут из ада к раю, сражаются за любовь, нарушают божеские и человеческие законы, меняют историю. Обозреватель «Литературно» Никита Немцев поговорил с автором «Приманки» о перерождениях, конце света и ангелессах. А также о нелюбви к Сорокину, любви к Пелевину и любви вообще.
Ад в вашем романе изображен сатирически, по-бытовому, больше напоминает реальность. Мы уже в аду?
То, что мы в аду, это определенно. Недаром же Земля называется юдолью скорби. Только я бы сказал, что мой ад не сатирический, а скорее юмористический.
Хотели создать своего рода гоголевское зеркало?
Зеркало, конечно, было, и главного героя можно назвать альтер эго автора, но в основном все писалось для собственного удовольствия. Что мне казалось смешным, то и писал. На самом деле очень характерно, что первая часть, в аду, достаточно юморная, а на Земле поводов для смеха оказалось уже значительно меньше. Не могу сказать, что специально задумывал, так получилось. Наверное, потому что тот свет ― на сто процентов воображаемая ситуация, а на Земле ситуация все-таки посерьезней. Но конец света я изобразил максимально гуманно: ни потопов, ни огня ― раз, и все просто исчезло.
При построении ада вы опирались на текст «Роза Мира» Даниила Андреева?
Ну да, наверное, на него. В моем аду множество кругов, но герои глубже первого-второго не опускаются. В романе есть краткие описания третьего-четвертого круга ― там покруче, чем у Данте. И когда ад закрывается, его инфернальное население не очень-то представляет, куда деваться: то ли на дно ― на девятый или десятый круг, то ли воплощаться вместе с людьми на Земле, то ли к Люциферу в изгнание под кольца Сатурна. Существует концепция, якобы кольца Сатурна ― это некие космические кольца силы, которые держат там Люцифера в связанном состоянии. 
А насколько серьезно вы воспринимаете Андреева? Это просто интересная концепция или буквальное описание миров?
Думаю, буквальное описание миров никому не доступно, и Андрееву в том числе. Кроме того, есть теория, что он инвольтировался как раз из ада, оттуда ему шла информация, так что в его описаниях существуют существенные искажения. Вот помрем ― и узнаем.
Если информация Андреева из ада, то ваша откуда?
Моя в основном из различных эзотерических учений. Я был адептом многих сект, так сказать. Уж не знаю, откуда они добывали сведения ― из ада или рая. Но сделаться серьезным последователем какой-нибудь эзотерической школы мне мешала природная лень, характерная для русского человека. Был бы немцем, может, до сих пор в какой-нибудь секте состоял. А при написании романа я в основном полагался на свою фантазию.
На какие еще концепции вы опирались?
Мне ближе концепция мира буддийского плана. Блаватская, Рерихи и их последователи.
Это же не буддизм в чистом виде.
В чистом виде все религиозные концепции ориентированы на свое время и соответствующее ему интеллектуальное развитие человечества. С появления Будды прошло две с половиной тысячи лет, а индуизм вообще уходит в древние глубины. Многое поменялось. Если бы Христос пришел сейчас, а не две тысячи лет назад, думаю, он позиционировал бы себя как-то иначе.
А какое место у вас занимает Христос?
Вы знаете, я старался не касаться этой позиции, как и вообще христианского пантеона. Со стороны высших сил у меня выступают только ангелы. Несмотря на всю эзотерику, юмористическое изображение Христа мне кажется недостойным.
Возможен ли конец света?
Ну, по идее, нам обещали. Вот, недавно нашли реликтовые излучения вселенной, которая, возможно, существовала до Большого взрыва. Это если исходить из научной концепции. А в индуизме, например, после манвантары идет пралая ― так что от конца света никуда не деться. Мироздание такая циклическая структура, как день и ночь, жизнь и смерть. 
Но это же тогда не настоящий конец света?
Он условный, но для носителей сознания уровня человека, боюсь, будет абсолютным. А так, это уже общее место ― про инкарнации, прошлые жизни. Еще у Ахматовой было: «Смерти нет ― это всем известно, повторять это стало пресно…»
А ваших героев что ждет?
Моих героев ждет работа на новую цивилизацию. Как библейскому Ною, придется все начинать заново. Правда, весь интеллектуальный и технологический багаж остался им в наследство. А как они сумеют им распорядиться ― уже их забота. Но продолжение писать не буду. Скучно, получится производственный роман.
Насколько персонажи были самостоятельны? Вы слышали их голоса?
Конечно, я слышал их голоса. Но герои не шли против моей воли, скорее я следовал за ними и просто наблюдал за тем, что они там творят. Я не конструировал абсолютно ничего ― ни композицию, ни диалоги, ни действие. Как сюжет развивался ― так и развивался. И поэтому возникла большая проблема с финалом. Я хотел хэппи-энд, мне было жалко героев, я их полюбил. Сначала хотел закончить тем, что они уезжают куда-то в южную республику, но не получилось. И тогда финалу пришлось разрастись на всю третью часть.
А что вам было важно отразить в «Приманке»?
Жизнь — дерьмо.
Это временное состояние мира или его сущность?
Это моя концепция.
А как же любовь?
Это как раз единственное, что нас здесь держит, поэтому роман и назван «Приманка». Другое дело, что она не с каждым случается и не к каждому приходит. Сейчас, по-моему, никто и не полагает, что любовь может существовать в реальности. Но в той же индуистской концепции, например, даже взаимное притяжение между планетами и между атомами рассматриваются как проявления любви. Любовь ― это космическое понятие.
А божественная любовь?
В человеческой цивилизации ― по крайней мере, в христианской концепции ― это понятие достаточно искусственное, как мне кажется. Пастырь любит своих овец, но конечный смысл существования паствы ― трансформация в шашлык. В лучшем случае ― быть остриженной. Здесь сложно говорить об ответной любви.
Поэтому противоборствующую иерархию у вас создает сам Бог?
По-моему, это достаточно логично. Какое восстание Люцифера? Если Бог не контролирует свои создания ― а ангелы есть его создания, к тому же, по концепции, лишенные свободы воли ― тогда это не Бог, а ХЗЧ. Он просто использует темную иерархию. В христианстве есть такое понятие «Бог попускает» ― использует силу дьявола в своих целях. А раз использует, то и контролирует. У меня в тексте прямо говорится, что главный обман Люцифера перед человеком в том, будто бы он выбрал какой-то альтернативный путь. Что приказали, то и делал.
Вы следите за современной литературой?
Из современных больше всего люблю Пелевина. Хотя он, конечно, мрачноват, я стараюсь писать как-то оптимистичнее. Его последняя вещь ― «Transhumanism Inc.» ― достаточно безнадежная, ранний Пелевин, конечно, веселее и бодрее. Сорокина не люблю с его антиэстетизмом. А я все-таки эстет. Еще Водолазкин очень неплох. «Петровы в гриппе» Сальникова замечательные, с большим удовольствием читал, его «Опосредованно» ― тоже хороший роман.
Вы когда читаете, находите что-то, что могли бы использовать?
Нет, но когда я читал Пелевина, постоянно видел мотивы, которые у меня тоже присутствуют. Невозможно передать мое ощущение растерянности и обескураженности, когда я понимал, что сделал это раньше. Как говорится, идеи витают в воздухе. Помню, «Вести из Непала» ― первую вещь, которую я у него читал, ― мне дочка подкинула: «Вот, пап, посмотри, про тебя». Думаю, мы с ним подпитываемся из какой-то одной области ноосферы.
Разве это не общие архетипы, идеи?
Как правило, совпадают некоторые мотивы и описания ситуаций, а не глобальные идеи. Прежде всего, потому что у меня нет никаких глобальных идей, «Приманка» ― это все-таки водевиль. Я и не стремлюсь к чему-то серьезному. Вообще, когда начинал писать, думал, что я ― писатель-фантаст, а в итоге получился такой вот мистический реализм. 
А какая фантастика вас интересовала?
Да всякая. Шекли, Уиндем, Лем, наши Стругацкие, Саймак, Брэдбери ― фантасты, которых читал в молодости. Еще Нил Гейман. И Джим Додж ― не совсем фантаст, но писатель замечательный. Герберт с «Дюной», которую в кино испортили, на мой взгляд. Знаете, как с последней экранизацией «Мастера и Маргариты»: вроде дословно все передано ― а не получилось. Или как у Германа не вышел фильм «Трудно быть богом», а вышла жуть какая-то. Вот Тарковский из «Пикника на обочине» хоть и сделал совсем другое произведение, но оно как раз получилось.
А что не так с «Дюной»?
Все. Просто не трогает. И ощущение мира не то, и занудство какое-то.
А «Дюна» Линча?
И Лична тоже. Вообще анекдот получился, когда я смотрел. В кино идти было лень, решил на компьютере. Смотрю и думаю, что за хрень, почему спецэффекты на уровне семидесятых? Не досмотрел. На следующий день снова включаю, ищу ― нет «Дюны». Наконец нашел какой-то левак, качество очень плохое, явно с экрана снимали. Но странно: декорации другие, а лица вроде те же самые, только Чайни вдруг пострашнела. Потом разобрался: вчера был Линч, а сегодня Вильнёв. Но разницы практически никакой! Барон чуть другой, пожалуй, и все.
Откуда в вашем романе взялись ангелы-женщины? Дань современной повестке?
Ну, это в демонологии еще. Есть даже термины: ангелесса, демонесса. А то, что у Бога отняли его женскую составляющую, ― это просто следствие патриархата. В матриархате наоборот: великая богиня-мать создала вселенную, человечество. Конечно, можно понимать Бога и в едином проявлении, неразделенном на мужское и женское, это значит, что он может повернуться той или другой своей стороной. Вроде как человеческая эволюция тоже должна привести к такому состоянию ― я имею в виду, в энергетическом плане, а не в физическом.
А линия с нимфеткой?
Это чистая провокация. Мне хотелось придать роману некий привкус скандала, а это, пожалуй, последнее, на что публика еще сможет отреагировать, потому как остальные извращения у нас уже вполне легитимны. Можно было, конечно, вспомнить про некрофилию, но это уж совсем не эстетично. Сделать героев постарше можно было легко: чуть сместить временные рамки, сделать лет по шестнадцать, и проблемы нет, возраст согласия. Но я хотел внести акцент, на который народ отреагирует негативно.
А для чего?
Ну это как у Сорокина: чем больше дряни, тем больше интереса.
И суицид в романе является провокацией?
В какой-то степени. А с другой стороны ― это еще и «быть или не быть» Гамлета: «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться!»
Или, помните, как у Пушкина: «Дар напрасный, дар случайный…» Действительно, зачем нам дана жизнь? Что с ней делать? Есть, конечно, встроенный в мозг инстинкт самосохранения, но и он в некоторых ситуациях преодолевается ― иногда, правда, по пьяни или по дури. Но в целом вопрос открыт. И ответ каждый ищет сам.
Андрей Клепаков. Приманка. АСТ, 2021. Книга вышла при участии Литературного бюро Натальи Рубановой.
Читайте «Литературно» в Telegram и Instagram
Это тоже интересно:
По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com
