Интервью

Хелависа / фотограф Александр Елизаров

Лидер фолк-группы «Мельница» Наталья О’Шей рассказала о своей книге «Хроники Люциферазы», а также об авторских сказках, медитативных странствиях и фем-повестке.

Наталья О’Шей более всего известна как Хелависа — автор песен и лидер фолк-группы «Мельница». Еще она германист и кельтолог, филолог и прозаик. После выхода альбома «Люцифераза» Наталья О’Шей начала работу над книгой, идея которой пришла ей прямо во время концерта. Научно-фантастическая повесть «Хроники Люциферазы. Три корабля» была выпущена летом в издательстве «Лайвбук». Редактор «Литературно» Ана Колесникова поговорила с Хелависой о движении во времени назад, о древних богах и инуитских шаманах, о том, как современным детям рассказывать о жертвоприношениях, о мультиязычности и феминативах, о том, как не стать графоманом и сочетать работу над книгой с гастролями.

 «Хроники Люциферазы» — ваша первая проза не в соавторстве? «Сказки, рассказанные в октябре» были ведь написаны в тандеме с Натальей Лапкиной.

«Сказки, рассказанные в октябре» состоят из двух частей: теоретической — исследования современного сторителлинга для детей на базе фольклора и эпоса, которое мы с Натальей Лапкиной проводили вместе, и практической — собственно сказок, написанных мной на основе традиционных сюжетов. Другое дело, что понимать под авторской сказкой на базе фольклорного материала. Не так давно мы с Лапкиной вспоминали молдавских авторов времен Советского Союза, таких как Михай Эминеску. Его «Фэт-Фрумос из слезы рожденный» основан на традиционном сюжете, и вместе с тем это безумной красоты авторский текст. Мои сказки примерно такие же.

У меня ведь и песни есть полностью мои: текст и музыка. Они уже складываются как некие сущности, прежде чем я приношу их в группу для аранжировки. Но в песне ты в какой-то мере ограничен формой: надо уложиться в определенное количество куплетов и припевов, и все, что хочется сказать, — сказать внутри этого довольно компактного пространства. А в прозе я разъезжаюсь. Уже в сказках мои герои начинали вести себя совершенно неожиданным для меня образом. Хотя над сказками работать было проще. Во-первых, короткая форма. Во-вторых, мне был задан фольклорный материал — я знала, к какому итогу нужно ту или иную историю привести. Другое дело, что я могла играть с расстановкой акцентов, мотивацией персонажей, которая далеко не всегда ясна. Инцест, жертвоприношение, общение с потусторонним миром, — когда работаешь с традиционным материалом, приходится думать, как обо всех этих интересных вещах рассказать современным детям и родителям. Так, чтобы не получились исключительно приглаженные древнегреческие мифы в переложении Куна, которые мы в детстве, конечно, все очень любили. И чтобы совсем трэш не получился. При этом особых сюжетных неожиданностей в сказках для меня не было. Чего не могу сказать о «Хрониках Люциферазы».


«Инцест, жертвоприношение, общение с потусторонним миром, — когда работаешь с традиционным материалом, приходится думать, как обо всех этих интересных вещах рассказать современным детям и родителям»


Но у «Хроник» ведь тоже имелась основа — альбом?

С этой повестью получилась типичная контрамоция — движение во времени назад. Сначала были каверы. Нас периодически приглашали поучаствовать во всяких трибьютах — Башлачеву, «Пикнику», «Калинову мосту». Потом мы решили записать наш альбом «Люцифераза». Сделали песни «Кракатук», «Поверь», «Шей», «Дорога в огонь» и подумали, что вместо EP — расширенного сингла — можем выпустить полновесную пластинку, добавив каверы. Выяснилось, что они идеально подходят нашим новым песням. А уже после, во время концерта, ко мне в голову буквально присыпался мир Люциферазы и история трех кораблей. Я абсолютно не знала, чем все закончится. Знала только, что есть три корабля, как у Колумба. В его экспедиции были «Пинта», «Нинья» и «Санта-Мария». У меня, соответственно, «Пинта Алхимика», «Стулька» — что тоже значит «девушка», только не по-испански, а по по-исландски, и «Стелла Марис» — «Звезда морей», Божья Матерь, Санта-Мария. Я увидела постколумбовскую экспедицию в далекой-предалекой галактике и поняла, что надо срочно садиться все это записывать вне зависимости от того, что с героями и их кораблями случится дальше.

хелависа
Meethos. Иллюстрация к повести Натальи О’Шей «Хроники Люциферазы»

То есть сюжетного плана не было?

Плана не было, повесть создавалась нелинейно: я знала какие-то кусочки, моменты, сегменты, прописывала отдельные главы, а потом ждала, когда в голове достроятся причинно-следственные связи, появятся сцепки, крючочки между теми или иными эпизодами. Поэтому работа была долгой. Я, конечно, неопытный прозаик. Зато я человек дисциплинированный и понимаю, что такое писательские часы. Над текстами работаю по утрам, по вечерам нет смысла: утром перечитываешь то, что написано вечером, и видишь много ошибок, неверных линий. Первая половина дня — для создания материала. Для репетиций — середина дня, когда просыпаются голос и нейронные связи между мозгом и руками, чтобы играть на инструментах. Вечер — для выступлений. Так что я знаю свой график. Утром мне надо сесть за стол в девять, час потратить на правку того, что я написала вчера, вогнать себя в мир вдохновения, два часа писать, а после — это важно — выключить компьютер, встать и уйти. Иначе я могу скатиться — не люблю слово «графоманство» — в самоповтор. Своего кабинета у меня нет, есть два компьютера на двух столах — в Москве и Израиле. Хорошо, что дети ходят в школу — по утрам меня оставляют в покое. По крайней мере так было до тех пор, пока в связи с пандемией дети не перешли на домашнее обучение. Поэтому я рада, что закончила работу над текстом «Хроник» до карантина.


«Над текстами работаю по утрам, по вечерам нет смысла: утром перечитываешь то, что написано вечером, и видишь много ошибок, неверных линий»


Москва, Израиль. Вы ведь знаете что-то около 17 языков? А в «Хрониках Люциферазы» земляне говорят с вóронами при помощи переводчик-камеры. Не хотелось сконструировать язык? Или написать мультиязычный роман?

Проза все-таки не моя основная работа. Я писала книгу в перерывах между гастролями, поскольку на гастролях садиться за компьютер и работать над текстом решительно невозможно: ты совсем в иной динамике, другой энергетике, ином материале. Если бы у меня было чуть больше времени, то, возможно, я разработала бы какой-нибудь словарь. Написать мультиязычный роман — не думаю. Однажды я записала альбом кельтской музыки «Новые ботинки» — в нем народные песни на ирландском, гэльском, валлийском и английском. А вот что-то авторское на неродном языке — для себя не вижу смысла. Я ведь думаю главным образом на русском. Во всяком случае поэтическим и прозаическим языком думаю на русском. Даже если автору очень нравится полиглоссия, ему придется объяснять читателю, зачем такая мультиязычная книга нужна. В таком случае автор оказывается в уязвимом положении.

Перейдем от формы к содержанию. Во льдах Верхнего Мира мимо героев проходят тени богов Старой Земли. Одина и Шиву узнать просто — по плащу и аромату лотоса, а вот остальные — леди с черным наполовину лицом, леди в красных башмачках, белый медведь со скелетом орла на плечах и наконец старушка с иглой — кто это?

Звездная Мать, старушка с иглой, — это стихиаль Люциферазы. Она почти не связана со Старой Землей. Можно, наверное, вспомнить дочь Урана — Звездноглазую Рею, но все-таки это далекая ассоциация. Звездная Мать пришла ко мне в медитативных странствиях, мне было очень важно ее выписать. Глава, в которой Шеклтон просыпается на ледяном хребте и видит идущие мимо тени богов и Звездную Мать, — чуть ли не первое, что я написала, когда взялась за повесть. Эта основополагающая ее часть.

Леди с черным наполовину лицом — скандинавская великанша Хель. «Я всегда думал, что потомки скандинавов со Старой Земли — рослые белокурые богатыри, а этот — узкоплечий червяк», — думает Шеклтон о Гисли Нансене, не зная, что Гисли — на самом деле Гизела и она никакая не скандинавка, а эскимоска, инуитка. Поэтому к ней приходит белый медведь с клыками моржа и скелетом орла на спине — тупилак, каких инуитские шаманы создают из частей тел мертвых животных. Эскимоска Гисли прошла обряд инуитской инициации — у нее свои отношения со смертью. Вот почему вóроны зовут ее «немертвой»: она-нам-не-ворон. Поэтому же к ней приходит леди в красных башмачках: красные башмаки — атрибут служителей Гекаты, древнегреческой богини ночи, магии и колдовства. Ну и отсылка к Андрерсену с его «Красными башмачками», отрубленными ножками.

хелависа
Meethos. Иллюстрация к повести Натальи О’Шей «Хроники Люциферазы»

Вы сказали, что Звездная Мать пришла к вам во время медитации. В альбоме «Люцифераза» есть индуистская мантра Шиве, который появляется в повести. Вместе с тем и в альбоме, и в повести много войны: колонизаторы, военачальники, «льется кровь неизменно алая». А как же ахимса — принцип ненасилия, главный в индуизме?  

В повести имеется важный посыл адмирала Росса, который повторяет: «Освоение новых планет не есть завоевание», — первопоселенцы обязаны любыми силами избегать кровопролития. Это уложение о Протоколе Первого Контакта определяет всю этику описанного периода колонизации. Но в диахронии повести я закладываю то, что герои — Росс и Шеклтон — раньше принимали участие в разрешении конфликтов на каких-то задворках галактики Альхимейра. И после событий, описанных в «Хрониках Люциферазы», тоже случались гражданские беспорядки в городе Кракатуке. Получается, что время, когда происходит колонизация Люциферазы — это такой ренессанс в космических исследованиях Альхимейры. Когда все верят в то, что любой межпланетный контакт может быть мирным и привести к сотрудничеству, даже несмотря на определенные жертвы, как та, которую приносит адмирал Росс. Если я доберусь до продолжения, я, скорее всего, подниму махину гражданской войны в Кракатуке. Это горькая история. Потому что — да, нужно стремиться к ненасилию, но, к сожалению, насилие само иногда нас находит и мы вынуждены на него реагировать.

Главный герой оказался героиней — нойтой, говорящей о себе то в мужском роде, то в женском роде: «Лихо шагает между родами». Что за небинарная история?

Эта девушка не небинарная, просто за время службы она привыкла носить небинарную личину. Старомодное в гендерном плане Адмиралтейство высылает первыми командами мужские экипажи, в которых капитанами должны быть исключительно мужчины. А Особому Отделу очень надо отправить с ними энергетическую ведьму — нойту, поэтому придумали весь этот маскарад. Да, она привыкла говорить о себе в мужском роде, но к фем-повестке с борьбой за феминативы это не имеет никакого отношения. Я, кстати, против феминативов. Считаю их абсолютным насилием над русским языком. Я — автор, делаю как хочу. Хочу — прописываю альтернативную вселенную без корреляций с актуальной повесткой. Просто такая «Гусарская баллада» чуть-чуть: «Тебя в детстве Сашкой звали? — Нет, Шуркой. — А девкой был бы краше».


«Мужчины — это всегда преодоление судьбы, завоевания и подвиги,
женщины —
это магия и сама судьба»


Верховное божество — Звездная Мать, экстра-пси-способности и талант к временной интуиции — только у нойт. Мужчины — завоевательная сила, вся магия — у женщин. Это соответствует вашей картине мира?

Абсолютно. И это мифологическая картина мира. Взять хотя бы скандинавскую «Старшую Эдду», особенно героические песни: мужчины — это всегда преодоление судьбы, завоевания и подвиги, женщины — это магия и сама судьба. Можно сказать, что я исподволь прибавляю мифологическое сознание в рамках научной фантастики.

И все же это именно научная фантастика?

Фантастика, не фэнтези. Мне понравилось определение Олди в отзыве на мою повесть: «Научно-фантастический романтизм». Кстати, на Олди, цикл «Ойкумена», я оглядывалась в первую очередь, когда взялась за научную фантастику. Еще на Дэна Симмонса, конечно. Он прям мой духовный учитель. А также на рассказы Генри Каттнера. И в более широком смысле на космические саги, такие как «Пасынки Вселенной» Роберта Хайнлайна, разнообразные Роберт Шекли и Саймон Грин. Это та фантастика, на которой я выросла. Мне хотелось сделать свою книжку по-хорошему олдскульной.

А на Джорджа Мартина? С его диалектикой пламени и льда?

Лед и пламень — тропы популярные. Не могу сказать, что ссылалась на Мартина. Хотя Джорджа Мартина очень люблю, у меня есть все его книжки. Книжки его люблю больше, чем сериал. Но у меня-то все-таки не фэнтези.

Кроме фантастических тварей — металлозайцев и урчащих кошкозвезд — в повести есть четырехмерная шкала времени Кларк — Кюри, электромагнитные феномены. У вас был какой-то советник по физике?

У меня был советник, когда я работала над описанием планеты Люцифераза с ее приливным захватом: планета всегда одной и той же стороной глядит на свое Солнце. Мы с моим консультантом обсчитывали сидерический оборот. Остальные вещи писались без подсказки. Я из семьи советских ученых, и сама достаточно неплохо разбираюсь в физике, а еще лучше в химии, поэтому когда я пишу об углеродистых и кремниевых формах жизни, я понимаю, о чем говорю. Буквально сегодня за утренним кофе мы с моей младшей дочерью вели исключительно интеллигентный разговор о химерной природе коронавируса и обсуждали, почему не могут в естественных условиях смешаться ДНК летучей мыши и панголина.

У вас немало научных статей. Научный язык не мешает поэзии и прозе?

Не только не мешает — мне кажется, что это как раз круто, когда ты умеешь шагать между регистрами. Владеешь языком поэзии и при этом можешь написать нарочито сухой канцелярский фрагмент. Что я и делаю в повести. У меня есть доктор Ноэль О’Шей, мое альтер эго, моя внутренняя библиотекарша, которая пишет исключительно научным языком, для нее и для меня очень привычным. Мне было интересно после ее речи переключаться на Шеклтона, который мыслит и пишет иначе. А затем появляется Гисли — с третьей манерой думать и говорить.

хелависа
Meethos. Иллюстрация к повести Натальи О’Шей «Хроники Люциферазы»

Книга есть, саундтрек тоже — кому бы доверили снять фильм?

Нолану, конечно. Кстати, и мультик вышел бы шикарный. Плана Миядзаки, его более взрослых, страшных фильмов, таких как «Принцесса Мононоке». Я очень довольна иллюстрациями в книге. Meethos — фантастический художник, который не навязывает своих тараканов, а исключительно внимательно слушает автора, ныряет в предложенные время и пространство. Мы до потери пульса отрабатывали всех этих воронов — как они должны выглядеть, каждое перышко, рисовали схемы движения лун вокруг планеты, по фотонам выбирали цвета оформления обложки.

Если бы можно было переписать наш мир — то в какой форме, каком жанре вы бы это сделали? Стал бы мир песней? Научным трудом?

Это была бы рок-опера. Двойной винил. Как Jesus Christ Superstar. Мир, изданный в виде двойного винила, делюкс. Давайте сделаем это названием нашей статьи?

Опубликовано: 9 ноября 2020 года


Будем литературны в Telegram и Instagram


Это тоже интересно: 

Алексей «ППР» Румянцев: «Чехов пленных не берет»


По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com