Интервью

Автор романа «Теорема пожухшей апрельской листвы» Дик Ху рассказывает о том, почему его книга — пиратский учебник по декомпозиции реальности и ее правильной сборке.

Дик Ху — автор романа «Теорема пожухшей апрельской листвы», работа над которым шла 18 лет. По его словам, эта книга представляет собой своего рода руководство по декомпозиции реальности с советами по ее правильной сборке. Используя приведенные в тексте инструменты, люди, как считает автор, могут построить свободный и счастливый мир без насилия и саморазрушения. Книжный обозреватель Сергей Лебеденко поговорил с Диком Ху о его селф-хелп-романе, гуманистических ценностях и новой жизни, которая, возможно, наступит.   

«Теорема пожухшей апрельской листвы» — фантастика с элементами пародии и теоретического фикшна, то есть философии. Почему такой жанр?

Это вопрос гуманистических ценностей. Какое будущее нас ждет и к чему придет гуманизм? Как мы можем изменить мир к лучшему? У многих есть иллюзия, что для того, чтобы «чуточку менять наш мир к лучшему», достаточно довольствоваться малыми делами, которые делаешь каждый день. Малых дел недостаточно, даже если ты врач, ученый, учитель или спасатель. Нужно транслировать идеалы гуманизма и противостояния насилию в общество.  В таком формате, как у меня, проще всего доставить гуманистические ценности до точки назначения. Пенетрировать черепную коробку читателя и забросить несущую гуманизм боеголовку прямо в правую лобную долю.

Кстати, насчет боеголовок гуманизма. В романе есть некоторые приспособления, связанные с биотехнологиями. Насколько это соотносится с реальными разработками, которые уже существуют?   

Да, часть описаний основана на прототипах реальных устройств и костюмов, и заметьте, книжка вычитывалась различными специалистами, в том числе квантовыми физиками. Но мне кажется, это все это мишура. Нагромождение, сделанное для того, чтобы каждый читатель прошел свое испытание. Для кого-то таким испытанием становится мат, который мешает читать, просто кровь из глаз! Для кого-то это порнография. Для кого-то это жестокость. А для кого-то — да, фантастический элемент, сложность описываемых феноменов и обилие терминов. Текст сделан таким образом, что, если читатель не подготовлен, он не сможет подступиться к сути. Поэтому большое количество людей не могут читать книгу.

Здесь и далее: иллюстрации Антонины Бабичевой к роману Дика Ху

Роман делится на отдельные сюжеты, которые друг с другом перекликаются, но, в принципе, самостоятельны. Было интересно, насколько это отражает вашу идею о том, что мир представляет собой мультивселенную — множество реально существующих параллельных вселенных. И считаете ли вы именно эту идею сущностью романа?

Сложность была как раз в том, чтобы показать множество разных сценариев. Есть немало авторов, у которых в книге можно проследить два-три-четыре, может быть, пять различных сценариев. Здесь сценариев огромное множество, они очень сильно различаются. Я сам не знаю, сколько их, и постоянно открываю для себя новые.

Путешествуя по книге с различными квалиа (чувствами), вы можете следовать какому-то одному из понравившихся сценариев, а можно видеть одновременно несколько. Весь текст шарнирный, тяжелый, но очень пластичный. В нем большое количество нестыковок и противоречий, часто очень незначительных. Я тратил огромное количество сил для того, чтобы, с одной стороны, не очень чувствовался lotus eater effect (дискомфорт от нестыковок), а с другой — чтобы удалось погрузить читателя в эдакую мистическую полудрему. Внезапно выходишь из нее – ого! — герои, которые вроде как умерли, живы. Или вообще все давно мертвы? При чтении сюжетные стыки почти не чувствуются. Находишь их только, если рассматриваешь текст с лупой. Микростыки проработаны таким образом, чтобы вы их быстро перескакивали. В результате при наложении сценариев появляется объемная картина.

Я вижу, что мультиэффект работает, когда говорю с читателями, которые нашли время и силы для того, чтобы укутаться в текст. Они говорят: у нас троится в глазах, мы не понимаем, что происходит. Это сделано специально. Для того, чтобы вы сами могли лично для себя сформулировать то, что в мире — и в моем тексте — происходит. Можно сказать, что книга — настоящая иммерсионная литература.

Кстати, я тоже в здравом уме и твердой памяти не всегда понимаю, «что происходит» и «о чем это». То есть, с одной стороны, множественность сценариев — такой инструмент для развлечения читателя. А с другой, мне хотелось передать, как работает мультивёрс, я верю в эвереттовскую интерпретацию квантовой механики. Кстати, великое заблуждение, что автор должен всегда знать, о чем текст. Самые сокровенные фрагменты, такие как воплощение в жизнь найденного решения, приходят как вспышки после многолетней работы. И в дальнейшем ты можешь осознать их суть и связь с другими фрагментами только на пиковом усилии интеллекта.


«Великое заблуждение, что автор должен всегда знать, о чем текст»


Какими авторами вы еще вдохновлялись, пока писали? То есть понятно, что там есть немножко социальной критики в духе классиков: того же Салтыкова-Щедрина или Чехова, но есть и фантастический элемент, как в романах Пелевина. Его самого в одном диалоге упоминают. Что вы читали, что вас вдохновляло, пока писали книгу?

Книга писалась восемнадцать лет, многое изменилось. В школе, когда задумка только появилась, у меня длительное время было свободное посещение: я готовился к международной олимпиаде. И у меня был соблазн и возможность не читать классиков. Я и не читал, могу честно признаться, что не прочел до сих пор «Войну и мир». Не читал принципиально. Да, я хорошо знаю, что если ты не используешь общепринятые приемы литературы, то текст выходит «хуже», критики плюются. Но, с другой стороны, мне очень не хотелось находиться под воздействием чужих идей.

Я считаю, что художественными средствами овладеть проще, нежели выстроить какую-то стройную интересную концепцию — что мне, надеюсь, удалось. Так что художественную литературу я стал активно читать лишь недавно. Например, Сорокина, который отлично описывает хтонь вокруг нас. И Пелевина. Пелевин для меня образец литературного мужества. Он не побоялся открыто сказать о совершенно табуируемых в обществе феноменах. Восхищаюсь тем, что он не боится быть преданным остракизму за, скажем аккуратно, пропаганду запрещенных способов реализации смыслов его текстов. Я лично боюсь давать советы по прямому «использованию литературных ключей к тексту», замалевывая самые опасные слова цензурой.

А что читатель должен извлечь из книги? Что именно он должен понять?

Видите ли, дело в том, что очень мало людей изначально имеют твердый бэкграунд, научный и философский…

Вы имеет в виду познания в физике?

Любой. Этический в том числе. Человек в первую очередь должен быть open-minded. Он может знать про биомедицину хотя бы в общих чертах. Знать биоэтику или хотя бы задумываться над этическими дилеммами. Знать философию. Если этого нет, то эффекта от моей книги никакого не будет. Фундаментальное образование и отрытый к новому разум помогают подступиться к принятию ключевых идей, что сильно упрощает жизнь. Но это технический путь к сути. Есть второй, чувственный. Им идут, например, люди с пограничным расстройством личности, нервы которых напоминают оголенные провода. Им не нужно знать физику и философию, они следуют за текстом иным образом.

Одна из идей создания текста была как раз в том, чтобы дать надежду тем людям, которые находятся в отчаянной ситуации. Ментальные инструменты, которые позволят им жить комфортно в аду, не занимаясь йогой, не вылезая из тюрьмы или инвалидного кресла. Сделать так, чтобы они попробовали еще одно средство, которое может им помочь. Сложность задач обусловила трудность текста для восприятия. В нем установился хрупкий баланс между формой и сутью. Дело не в элитарности, а скорее в том, чтобы ключевая идея дошла до тех людей, кому она действительно необходима, и не попала в руки зла.

У Делёза была мысль, что фантастику нужно читать как философию, а философию как фантастику. Согласны? И на каких философов вы ориентировались при работе над романом?

Да, если мы говорим про технические средства, вмонтированные в текст инструменты, позволяющие развернуть в голове очень сложные концепции. Это смешение философского и фантастического языка видим у Лема. Видим у Герберта в «Дюне», наверное. Из философов же мне очень нравится Томас Метцингер — это немецкий современный автор, который выстроил свежую концепцию сознания, она очень сильно упрощает многие моменты в понимании того, почему мы ничего не понимаем про себя. Может она не полноценная, но она очень-очень красивая. До Метцингера — Карл Поппер. А после них не знаю даже, на кого стоит обратить внимание — выжженное поле сплошное. Я не вижу сильных философов уровня Канта или Гегеля. С другой стороны, пока я с трудами Метцингера не познакомился, мне казалось, что философия умерла.


«Пелевин для меня образец литературного мужества. Он не побоялся открыто сказать о совершенно табуируемых в обществе феноменах»



В романе есть довольно много моментов, которые так или иначе перекликаются с нашей реальностью. Вроде дискуссии о положении женщины в обществе, феминизме. Или знакомые детали вроде переписок в
Telegram. Или какая-то легкая политическая аллюзия. Вы их сознательно закладывали или просто так получилось?

Смотрите, можно было оставить только одну форму — написать философский трактат. Но это никто бы не читал. Было важно оградить мистическую идею от людей, которые могут быть шокированы последствиями. В качестве противовеса нужны какие-то научные фишечки, которые будут цеплять врачей и ученых, прогрессивных людей знакомыми приметами времени. Например, многим врачам нравится шутка про созвездие Волос Вероники Скворцовой. Абсолютно глупая. Про Скворцову забудут, а бессмысленная шутка про волосы останется. Проблема контемпоральности феноменов в скором времени будет решена с помощью нейроинтерфейсов, легко подгружающих информацию, необходимую для понимания местечковых шуток.

Кстати, с похожими целями я добавлял в роман ужасы: у каждого из нас свои страхи, каждого пугает что-то свое — шелест листвы, пауки. Те, кто не боится пауков, не испугался бы гигантского паука в кино. Фильм ужасов выйдет не страшным, их нужно пугать чем-то другим. Нужно закрыть всю палитру возможных страхов. Чтобы неподготовленные к граничащему с ужасом восторгу перед философской идеей люди выбросили книжку. И чтобы зацепило тех, кого такие сцены не смутили бы. Они будут готовы к новым испытаниям текстом, чтобы идти дальше, к смыслу — как в горы.



У Марка Данилевского есть идея: написать роман, в котором будет по восемьсот страниц в каждом из двадцати двух томов. Роман на целую книжную полку, даже две. И при этом — роман про кота. Планируете ли вы следовать его примеру и расширять текст? Будете разворачивать эту историю дальше или нет?

Я все время дорабатываю книжку. Я ее оттачиваю, как бриллиант, регулярно. Делаю апдейты. Выкладываю, например, на «ЛитРесе». В новой версии будет примерно на тридцать процентов меньше обсценной лексики. Если текстом заинтересуется издательство, можно специальную версию подготовить под их читателя. Например, сделать комиксы. Философская концепция готова полностью, но я дорабатываю сценарии, которые хорошо демонстрируют ее суть, как происходит декомпозиция реальности.

Продолжение я не вижу необходимости писать, потому что мне хочется донести до людей саму идею. Если только я пойму, что текущих средств не хватает, тогда можно будет думать о какой-то новой форме. Судя по отзывам, возможности не исчерпаны.

После того как я дочитал, мне показалось, что количество сюжетов можно было множить и множить. Там же открытая по сути концовка.

Обрезал их, как садовник, по ощущениям. Интуитивные решения. И сам не знаю, сколько там сюжетов. Расписал самые насущные слои, конфликты, проблемы, которые волнуют наше поколение и мое окружение. С их помощью удобно продемонстрировать, как работают конкретные инструменты, вынесенные на первую страницу книжки. Показать, как все эти разные плоскости — гендерный конфликт, развитие цивилизации, противостоянии спецслужб и сознаний, лечение душевных болезней — преломляются под воздействием инструментов декомпозиции реальности. Это же пиратский учебник по декомпозиции реальности, содержащий конкретные примеры, которые читатели могут попробовать в жизни.

Вы говорили про гуманизм в начале нашего разговора. Думали ли вы писать про некие социальные проблемы именно в литературном плане?

О сиюминутном я пишу в других форматах и изданиях, мне этого вполне достаточно.

В 90-е создавали такие книги: ты ее читаешь в электронном варианте и не перелистываешь страницу за страницей, а переходишь по гиперссылкам. И можно не только по самой книге ходить, а на какой-нибудь сайт заглянуть, посмотреть информацию, или еще куда-нибудь. Вы не думали про такой формат?

Так у меня такой и есть на самом деле! Электронная книга на «ЛитРесе» испещрена гиперссылками, и периодически я дописываю глоссарий, вношу новые сноски, объясняющие феномены. Кстати, многие перестали читать текст именно из-за этих гиперссылок. Мы не можем читать, мы переходим на «ПостНауку» и залипаем. Здорово, людям открывается какой-то новый научный мир, они забили на книжку и читают материалы по ссылкам. Я так специально делаю, конечно. Напьются «ПостНауки» вдоволь — вернутся за смыслами.

Еще идея — в будущем сделать сайт. Он должен быть интерактивным, иммерсионным. И единственное, что меня останавливает, — это большие затраты на модерацию, потому что нужно быстро реагировать на комментарии, которые могут привести к проблемам с законом. А так, конечно, да! Мне хотелось бы сделать живой текст.

То есть текст, который добавляют сами читатели?

Да, чтобы люди как-то взаимодействовали с этим текстом: писали, критиковали, дорабатывали. Мешает это сделать, в первую очередь, отсутствие открытости людей к, скажем так, острым темам. А у меня в той или иной мере упомянуты все известные табу, за исключением, конечно, педофилии.

Правильно я понимаю, что ваш псевдоним Дик Ху — это отсылка к «Доктору Кто», где тоже поднимаются проблемы мультивселенной, замкнутости времени? Или это просто каламбур?

Честно говоря, я с «Доктором Кто» не знаком. Ни разу не смотрел. Это каламбур, да, букву «й» в конце фамилии не поднялась рука дописать. Имена, за которые мы так держимся, — это ничто, такой же пепел, как все остальное. Это подчеркивает незначимость автора перед пустотой. Если бы можно было вообще не использовать имени, я бы так поступил. Какая разница, кто создал текст? Больше пустоты — ближе к сути. Если вы читаете книжку, и начинает проступать пустота, и вы уже не понимаете, где вы находитесь, — еще в книге или уже в реальности, — то вы подходите ближе к сути.

А имена не важны. Потому что, как говорит Генерал-полковник контрразведки в моей книге, все имена прокляты!

Кем?

Я пошутил. Но даже если бы и были прокляты, это не имело бы значения. Имена — одна из тех незначимых вещей, которые просто забавляют наш ум.

Томас Лиготти писал в своей работе о пессимизме, что пессимизм — это реализм нового времени, и человек должен быть пессимистом, если он до конца честен с собой и с миром. При этом у меня не возникло ощущение, что ваши персонажи в книге — пессимисты. Они постоянно к чему-то стремятся. У них постоянно какие-то задачи. Они идут на жертвы ради каких-то идей.

Ну конечно. Потому что книжка про гуманизм. Чтобы донести идею и помочь каждому: от правозащитника, находящегося в заточении по сфабрикованному делу, до бизнесмена, который освоил все виды mindfulness (осознанности), попробовал все виды психоделиков и йоги, прошел когнитивно-поведенческую терапию. Помочь людям, чувствующим себя опустошенными, несмотря на то, что они делают все возможное для обретения смыслов.

Речь идет о крайних случаях отчаяния перед обстоятельствами и бессилия перед пустотой. Для тех, кто считает, что самое страшное — это честный ответ на вопрос «зачем?» Для людей в таком состоянии моя книга – это last resort. Последнее и очень мощное средство. Использовав его, ты можешь стать счастливым, каким бы ужасным ни был мир вокруг или внутри тебя. Вокруг тебя может выстраиваться счастливый мир. И это напрямую зависит от тебя!

Суть в работе с пустотой. Многие философы, буддисты и мистики говорят об одном и том же, но не дают конкретики. Или, как Джон Кехо или Зеланд, вкладывают в руки слишком грубые инструменты, которым невозможно пользоваться в реальной жизни. Если ты будешь следовать их советам, то непременно огребешь от реальности люлей, дезадаптируешься и уйдешь в депрессию. Моя книга отвечает, в том числе, на вопрос «как». Рационалисты смеются над трансерфингом реальности, говорят: когда ты вылетишь на встречку на скорости 160 километров в час, ты выбьешь себе мозги, других вариантов нет! Чпок — и все! Концепция трансерфинга реальности и правда несостоятельна. Эффекты трансерфинга мало влияют на реальную жизнь, это грезы. Но можно, скажем так, пробовать в какой-то мере управлять процессом. И это тот путь, по которому мы должны идти, путь баланса, который учитывает разные компоненты: случайность, предопределенность, а также влияние твоего сознания на реальность и его собственные искажения (бред и иллюзии). Ты можешь использовать знание, чтобы быть счастливым. Нужно дарить людям надежду, она реализуется.


«Многие философы, буддисты и мистики говорят об одном и том же, но не дают конкретики. Или, как Джон Кехо или Зеланд, вкладывают в руки слишком грубые инструменты, которым невозможно пользоваться в реальной жизни»


Сейчас есть разные школы литературного мастерства, где людей учат писать. И вопрос к вам, как к автору, который книгу уже выпустил. Можно ли научить человека писать или человек просто не должен учиться этому? Иначе говоря, нужно ли применять некие литературные техники или нет?

Я же не профессиональный писатель, я пират. Откуда мне знать? Почти все профессиональные критики и писатели обычно ругают мой текст за скудность художественных средств и обсценную лексичку, как выражается Наталья Рубанова. Писать вообще предельно сложно — я умею писать научные статьи, но здесь же другое дело. Так что учиться надо: на практике, работая с профессионалами.

Сейчас в мире коронавирус, финансовый кризис. Туманные перспективы. Каким вы видите будущее человечества, идеальное в вашем представлении?

Да как раз с вирусом все понятно. Людей очень жалко, но виновата политика: вред от паники существенно больше, чем от вируса.

Что делать – мы должны выжить. Постараться не поубивать друг друга. Я не думаю, что в ближайшей перспективе случится что-то невероятно позитивное, кроме ухода диктаторов. Мы будем спокойно планомерно развиваться. Но наступит переломный момент. Посмотрите, чем занимаются лучшие философы, нейробиологи, психологи, физики. Они пытаются понять не только как устроен наш мир, но и какой он на самом деле. Многие ученые уже открыто говорят, что по всей видимости мир, который перед нами — совсем не такой, как нам представляется. Кто-то из ученых откровенно говорит, что реальность — это контролируемая коллективная галлюцинация. «Реальность» феноменов определяется общественным консенсусом. Для вас это Конституция, а для индейцев — Мескалито. И нужен всего месяц, чтобы Конституция выпала из реальности. Возможно, это и есть первые шаги к правильной постановке вопроса «зачем?»


«Реальность феноменов определяется общественным консенсусом. Для вас это Конституция, а для индейцев — Мескалито»


Симуляция?

Не знаю. Рассмотрим более простые аспекты работы сознания. Явления могут казаться связанными и классифицированными благодаря тому, что мозгу так проще решать насущные задачи для обеспечения выживания особи. Совсем не потому, что явления связаны в цепочки причинно-следственных связей. Мозг формирует из фактов цельные образы для того, чтобы выживать. Эволюционно он был сформирован для того, чтобы помогать биологическому существу выжить, а не объяснять реальность. Грубо говоря, мы пытаемся использовать мозг не по назначению.

В качестве примера, мы различаем глазами цвета радуги. Сам феномен цвета, так прочно вошедший в нашу жизнь — иллюзия. Мозг научился раскрашивать фотоны с разной длиной волны в различные цвета, чтобы различать поверхности. Но спектр электромагнитного излучения на самом деле много шире. Мы видим крупицу. Кто готов поручиться, что создаваемые слепыми существами инструменты, типа большого адронного коллайдера, могут давать истинные представления о реальности? Скорее, как раз не могут, — коллайдер не видит темную материю. И это лишь один из феноменов, о которых мы начинаем «знать, что ничего не знаем». А есть огромный пласт того, о чем мы в принципе не знаем.

И вообще, весь фундамент науки зиждется на причинно-следственных связях, которые нарушаются в микромире (речь идет, в частности, о феномене нелокальности). У нас есть ощущение, что мы не улавливаем чего-то очень важного в нашем мире, но совершенно нет средств для того, чтобы к этому подступиться. Даже большой адронный коллайдер не помогает понять этот мир, за век мы ни на йоту не приблизились к пониманию квантовой физики и структуры реальности.

Переломным моментом будет тот, когда мы начнем искать баланс между гностицизмом и агностицизмом в попытке подступиться к тому, чтоб понять, какой наш мир на самом деле. Когда мы будем иметь смелость задавать не только вопросы «как?» и «почему?», но и «зачем?», не проваливаясь в трясину архаичной веры в Бога. Когда начнем выливать классные сплавы из философии, квантовой физики и искусства. А далее — из науки и чувства. Ключами к таким сплавам будут ответы на вопросы о нарушении причинности в микромире, о природе нелокальности.

Первые шаги к этому с совершенно разных сторон уже сделали Дэвид Дойч, Николя Жизан и Томас Метцингер, открывший философию сознания 2.0.


«Есть ощущение, что мы не улавливаем чего-то очень важного в нашем мире, но совершенно нет средств для того, чтобы к этому подступиться»


Надо идти дальше. Человечеству нужна новая общая философия, которая поставит вопрос о том, каких средств — одновременно (!) и технических, и духовных — нам не хватает для того, чтобы прощупать устройство этого мира. И если мы к этому моменту выживем, то, я думаю, что перед нами откроются совершенно другие рубежи науки, искусства, сознания и любви.

И какие они будут, как мы будем существовать — с телами, без тел, в симуляции или нет, построим мы компьютер, в который перенесется сознание, я не знаю! Это невозможно сейчас прогнозировать. Но уверен, что материального будет все меньше, просто потому, что мир сейчас помешался на технологии, и маятник непременно качнется в сторону духовных аспектов.

И от нас сейчас зависит то, каким будет этот новый мир. Если мы не будем стремиться к доброте и на деле реализовывать идеалы гуманизма, новый мир, в котором плотно слиты наука и искусство, сознание и технологии, может сложиться чудовищно несправедливым и жестоким, переполненным злом! Он может быть создан для собственного комфорта теми, кто инвестирует деньги и получает прибыль. Бизнесменами, ненавидящими людей, которые не добились «успеха» в материальной плоскости, откупающимися от плебса пожертвованиями в благотворительные фонды.


«Новый мир, в котором плотно слиты наука и искусство, сознание и технологии, может сложиться чудовищно несправедливым и жестоким, переполненным злом»


Одна из главных задач, которые решает книга, — рассказать умным и чувственным людям о том, как мы можем менять этот мир к лучшему. Это один из первых, очень хрупких сплавов из науки, искусства, философии и любви. Безусловно, он несовершенен, но я уверен, что нашей цивилизации сейчас нужно двигаться именно в этом направлении.


Читайте «Литературно» в Telegram и Instagram 


Это тоже интересно:

Обиженные и оскорбленные: новый роман Бена Элтона


По вопросам сотрудничества пишите на info@literaturno.com